Он один только и говорил. Тот, что повыше и покрепче, все время молчал, будто немой.
— А вам-то что за дело? — ответил отец вопросом.
— Мы пришли за ним.
— За ним? — удивился мерзавец. — Да кто вы такие!
— Это вас не касается.
— Вы проникли в частное владение, чтобы забрать моего сына, и при этом утверждаете, что это меня не касается?
Он поднял ружье и прицелился.
— Даю вам пять секунд на то, чтобы отсюда свалить. Потом стреляю, притом с полным правом.
— С тем же самым правом, что позволило вам издеваться над ребенком?
— Считаю до пяти… — проговорил отец, на которого эти слова не произвели впечатления.
Однако не успел он закончить, как громила Бритоголовый схватил ружье за ствол и резко отвел его в сторону; находившийся на спусковом крючке палец отца хрустнул. Затем, завладев оружием, мужчина нанес ему прикладом сильный удар в верхнюю часть груди. Раздался сухой треск перебитой ключицы.
Отец рухнул на землю, взвыв от боли. Бритоголовый подошел вплотную и наступил ему на горло, не давая встать.
Дилан с изумлением наблюдал, как отец валялся на земле, корчась от боли. С какой же легкостью Бритоголовый разоружил его и одержал над ним победу! Над его отцом взяли верх!
— Да кто вы такие, черт бы вас побрал? — еле выговорил тот, задыхаясь от бешенства.
— Мы пришли забрать Дилана, — вдруг спокойным тоном произнес Бритоголовый. — Если пожалуешься полиции, мы предъявим достаточно веские доказательства, чтобы тебя надолго закрыли за издевательства над ребенком. И не пытайся нас искать — зря потратишь время. Тебе ясно?
Вскоре, привлеченное шумом борьбы, на пороге сарая оказалось семейство в полном составе. Каждый, вне себя от страха и удивления, старался понять, что же произошло.
— Уходим, Дилан, нам пора, — заявил Длинноволосый.
— Но куда? Я не хочу уходить!
— Мы пойдем туда, где ты будешь жить счастливо, где о тебе позаботятся.
— И что это за место?
— Вроде школы.
Школы? Значит, точно, его молитвы были услышаны. Лиам оказался прав!
Больше Дилан не колебался. В конце концов, зачем здесь оставаться, продолжать жить в этом аду в ожидании прощения за неизвестный проступок, что может никогда и не случиться? Подросток поковылял к своим спасителям.
— Хочешь что-то взять с собой?
— Нет, — сначала ответил он, но потом вернулся к лежанке.
Дилан взял с собой свою любимую деревянную фигурку и дощечку, на которой учился писать. Мужчины встали по обеим сторонам от бывшего пленника и вывели его из сарая. Проходя мимо отца, Дилан с любопытством смотрел на поверженного гиганта, которого он прежде так боялся и который теперь сам стонал от боли. Знай он, что отец вовсе не такой сильный, каким казался, возможно, он уже давно бы дал ему отпор.
Задержавшись перед домашними, он обвел взглядом каждого. Мать подняла на него глаза, и Дилану показалось, что на ее губах промелькнуло что-то вроде улыбки.
— Ладно, пошли, — поторопил его Длинноволосый.
И они погрузились в ночь. У обочины их поджидал джип. Когда они подошли к машине, то услышали, что к ним кто-то бежит.
Это был Лиам.
— Пока, Дилан, — сказал он.
— Пока.
— Мы еще увидимся?
— Не знаю. Надеюсь, что да. Знаешь, я ведь тебя тогда послушался… и молился. И вот что произошло.
Будь он уверен, что может обнять брата, не вызвав насмешки у своих спасителей, он бы это сделал. Но на всякий случай Дилан просто помахал ему рукой.
— Все, пора уезжать, — прошептал Бритоголовый, открывая заднюю дверцу.
И Дилан даже не обернулся к отчему дому, растворившемуся в темноте, а предпочел с восхищением смотреть вперед, на открывавшуюся перед ним дорогу в неизвестное.
8
СОФИАН
Он вздрогнул, когда зазвонил телефон, и не сразу взял его в руки. Скрытый номер. Наверное, кто-то из людей Салима наконец решил дать ему инструкции. Нужно ответить, сбить их с толку, придумать то, что поможет увильнуть от поездки и остаться дома.
— Да?
— Здравствуйте. Мы хотели бы тебя поблагодарить.
— За что? Кто вы?
— Те, кому ты звонил вчера утром.
Понадобилось несколько секунд, чтобы Софиан сообразил, о ком идет речь.
— Все в порядке?
— В порядке. Благодаря тебе. Но нам нужно встретиться, чтобы мы узнали больше.
— Я уже сообщил вам все, что знал.
— Не могли бы мы увидеться часа через два? — спросил его собеседник, не обращая внимания на его реплику.
— Нет, пожалуй… Не знаю… Я скоро должен уехать… — пробормотал он.
— По-моему, ты чем-то встревожен. Возникли проблемы?
— Да нет, все в порядке.
— Не думаю. Даже уверен, ты что-то скрываешь, Софиан.
Юноша вдруг подумал, а не мог ли действительно этот незнакомец ему помочь, дать верный совет? В конце концов, ведь это входило в его обязанности — помогать оказавшимся в трудной ситуации. Как раз его случай. И потом, что может быть легче, чем рассказать обо всем человеку, с которым никогда раньше не встречался и который о тебе ничего не знает: ни того, кто ты, ни где живешь, которому ты ничем не обязан и которого больше никогда не увидишь? И тогда Софиан решился и стал объяснять собеседнику причину своей тревоги. Он внимательно его слушал, время от времени прерывая и задавая вопросы, не пытаясь выведать имена тех, о ком юноша говорил.
— Хорошо, я все понял. Когда приблизительно ты должен уехать?
— Не знаю, они должны мне об этом сообщить в самое ближайшее время.
— Ладно, держись, мы этим займемся.
— Что вы собираетесь делать? И кто вы на самом деле?
— Мы придем к тебе и все обсудим, а потом вместе найдем решение, идет?
— Да не знаю… Я не хочу, чтобы вы им навредили.
— Нас интересуешь ты, а не они. Мы будем у тебя сегодня после обеда.
— Не имеет смысла. Сегодня они обязательно со мной свяжутся. В крайнем случае, завтра.
— Согласен. Вечером я тебе позвоню и узнаю, как обстоят дела, назначат они тебе дату отъезда или нет. А завтра я буду рядом. И ничего не бойся: мы будем оберегать тебя, Софиан.
— Хорошо, пусть будет так.
— До скорого.
— Вы даже не спросили мой адрес?
— Он у нас есть.
Когда разговор закончился, юноша почувствовал заметное облегчение от того, что кому-то доверился и вроде бы нашел выход. Но позже им овладели сомнения. Что это за таинственная ассоциация? И откуда у них его адрес? Неужели речь идет о полицейских под прикрытием? В таком случае он может поставить под удар всю организацию. Софиан хотел лишь спасти свою жизнь, но уж никак не собирался ни предавать, ни доносить. И если у него не хватало мужества ввязаться в борьбу, то сохранить человеческое достоинство было для него крайне важно.