Ах ты ж, падла, кислотой плеваться? Ладно, попробуем по-другому.
Попасть в ноги паука было сложнее, чем долбануть очередью по его туше, но с такого расстояния задача не выглядела невыполнимой. И пока тварь, сопя, перезаряжалась, накапливая кислоту для второго плевка, я, укрывшись за искалеченным деревом, одиночными прицельно отстрелил две ноги мутанта.
Держаться на деревьях шестью ногами для твари оказалось задачей непосильной, и она, шипя, рухнула… на голову Хащща.
Ктулху ах взвыл от боли – понятное дело, ротовые щупальца-то не казенные. Но среагировал правильно, отвесив пауку неслабую затрещину, в результате чего тот… полетел прямо на меня, растопырив в разные стороны оставшиеся ноги.
Логично было бы уклониться от такого паса, но расстояние не позволяло. Поэтому мне ничего не оставалось, как всадить в летящую тварь четыре пули подряд.
На этот раз мне повезло больше. Паук летел ко мне брюхом, которое оказалось более нежным, чем панцирь. Членистоногого мутанта отбросило в сторону, и он упал на спину, беспомощно дрыгая мохнатыми лапами и брызгая во все стороны зеленоватой слизью, фонтанчиками выплескивающейся из пулевых отверстий. Шипел паук при этом знатно, проклиная на своем языке сталкера, который стреляет раньше, чем успевает испугаться.
Я же, не обращая внимания на паучьи матюги, бросился к Хащщу, по пути выдернув из ножен «Бритву». Как ни были крепки нити, к которым прилип ктулху, но перед моим ножом они не устояли. Три удара – и Хащщ оказался на свободе, правда, ротовые щупальца его по-прежнему остались залеплены паутиной, которая, похоже, окаменела, как только в нее попалась добыча. Офигеть зрелище – ктулху с выпученными белыми глазами, ротовыми щупальцами, растопыренными во все стороны, и сверкающей паутиной между ними.
Впрочем, любоваться на Хащща времени не было. Освобождать его пасть – тоже, так как знакомое шипение теперь раздавалось со всех сторон. Пристреленный мною паук был не один. Судя по шипению, нас брала в кольцо целая стая, которую привлекли звуки выстрелов. И с учетом того, что у этих тварей бронированные панцири, от которых отскакивают пули, наши с Хащщем шансы выбраться живыми из этого леса стремительно приближались к нулю.
Их и правда было много, штук тридцать, не меньше. Они один за другим спускались вниз по стволам сосен, выползая из развесистых зеленых крон, служащих им укрытием. Ну, вот и всё. Сейчас пара-тройка из них харкнет в нас кислотой, и трындец. Если от одного плевка я увернулся, то от нескольких это просто нереально. М-да. Коль даже в живых останемся, после таких ожогов лучше сразу застрелиться нафиг, не дожидаясь, пока членистоногие твари обмотают нас паутиной и примутся жрать живьем.
Но они почему-то не спешили полакомиться обреченной добычей. Окружили нас – и замерли, будто ждали чего-то.
И через несколько секунд я понял, чего именно.
Раздался треск ломаемых ветвей, и самая толстая сосна, находящаяся в поле моего зрения, вздрогнув, словно от омерзения, жалобно заскрипела. Ибо по ней медленно, неторопливо спускалось самое настоящее чудовище.
Это был паук тоже размером с колесо грузовика, но только не обычного, а карьерного, которые высотой с два человеческих роста. Огромные мохнатые лапы глубоко вонзались загнутыми когтями в кору дерева, отчего оно стонало, словно живое. Жвалы паука терлись друг о друга, словно в предвкушении изысканного обеда. А над жвалами расположился ряд из восьми глаз. Человеческих! Только без век и, соответственно, ресниц. Неприятное зрелище – уставившиеся на нас круглые глазные яблоки, все в растрескавшихся красных прожилках, внимательные, совершенно не похожие на абсолютно черные глаза нормальных пауков. При этом сейчас из этих кошмарных глаз вытекали крупные слезы, словно монстр заранее оплакивал тех, кого для него загнала стая.
– По себе поплачь, паскуда, – прошептал я.
Мгновение – и у меня в руках оказалась трофейная «Муха», для приведения в боевое положение которой мне и нужно было всего ничего – секунд десять максимум.
Которых у меня не было.
Огромная тварь мигом сообразила, что зеленый тубус у меня в руках хранит в себе отнюдь не чертежи детского развлекательного комплекса. Зашипела она так, что у меня аж в ушах зазвенело, одновременно приподнимая массивное тело на своих подпорках. Понятно зачем, чтоб харкануть в меня кислотой.
Думаю, от этого плевка я б точно не смог уклониться – такая огромная гадина наверняка своими выделениями способна облепить целого слона от хобота до хвоста. Но тут справа от меня раздалось не менее мерзкое шипение, сопровождаемое длинной автоматной очередью.
Конечно, пасть Хащщу аномальная паутина облепила знатно, но, видать, на способности шипеть это не сказалось. Как и на возможности палить из автомата не целясь – хотя в такой танк, как паучья матка, не попасть с тридцати метров было бы затруднительно.
Хащщ и попал. Я видел, как один из глаз монстра лопнул, пробитый пулей, залепив два соседних кроваво-белесой жижей.
Но у паучьей матки оставалось еще достаточно рабочих глаз, чтобы, слегка довернув корпус, плюнуть в назойливый источник шипения, вдобавок осмелившийся еще и причинить боль. Я лишь слышал, как справа раздался смачный шлепок, следом за которым пулеметной очередью раздались еще шлепки, менее смачные – это, повинуясь то ли приказу, то ли примеру предводительницы, по моему спутнику отстрелялись и остальные пауки.
Я чувствовал, как от кислотных брызг, долетевших до меня, в нескольких местах, словно сало на раскаленной сковородке, шкворчит моя одежда. Но это не помешало мне откинуть заднюю крышку и рывком до упора раздвинуть трубы гранатомета. Целиться времени не было, так как паучья матка явно раскачивалась для второго плевка, вперив теперь уже в меня взгляд своих многочисленных немигающих глаз. Поэтому я даже на плечо не стал класть гранатомет, как предписывали воинские наставления, а, экономя пару секунд, взвел ударно-спусковой механизм и выстрелил от бедра, уже зная точно, что не промахнусь…
Есть у меня такая способность – чувствовать оружие, даже то, которым пользовался лишь несколько раз в жизни. Поскольку не гранатометчик я ни разу, «Муха» в моих руках бывала редко, тем более что это оружие уже давно снято с производства, уступив место более мощным современным аналогам. Однако гранатомет я ощущал как продолжение собственных рук, эдакий бронебойный кулак, которым мне от души хотелось заехать по морде паучихи, ведь она – я был в этом уверен – только что убила моего боевого товарища. А там пусть ее пристяжь заплюет меня до смерти, это уже не особенно важно. Ведь уйти нужно так, чтоб было не стыдно уходить – иначе зачем ты жил, если умер не так, как считаешь для себя правильным умереть?
Я видел, как паучья матка дернулась, поняв, что сейчас произойдет. Даже спрыгнуть вниз попыталась, уходя от летящей в нее крылатой смерти…
И у нее получилось.
Почти…
Выдернув когти из древесины, огромная тварь мощно оттолкнулась всеми своими ногами – тут и настигла ее ракета. Легко проломив панцирь, оперенная стальная стрела вошла в тело членистоногого мутанта – и разорвала его на части еще до того, как оно достигло земли. Эпичная картина: паучья матка, прямо в воздухе разлетающаяся в разные стороны на фрагменты, обрамленные желтовато-гнойными кусками плоти и зелеными брызгами крови.