Идею одобрили, и сыщики стали готовить операцию. Облаву на Бугаевке пришлось отменить – сил на все сразу у сыскного отделения не хватало. Товарищество с Дерибасовской еще ни разу не попадалось, об их махинациях сообщила агентура. Пора прижать мошенников. Обыск лучше производить утром, когда воры с грабителями принесут ночную добычу. Пока же ссудную кассу взяли под наблюдение. Во дворе сдавалась комната, окна которой удачно выходили на черный ход товарищества. В комнате поселился невзрачный человек с простой фамилией Иванов. Вольнонаемный агент сыскного отделения всю ночь не спал, подглядывая в щелку между шторами. А Лыков с Азвестопуло приоделись и пошли на вечернее представление в цирк.
Цирк-варьете Санценбахера поразил Алексея Николаевича своей роскошью. Двенадцатиугольное здание с двойным куполом из волнистого железа, мраморные лестницы, бархатные сиденья в ложах и партере, на втором этаже – ресторан… Вот только найти здесь кого-то оказалось затруднительно. Помимо главного входа, цирк имел еще пять боковых. Общее количество зрителей – две тысячи триста человек. На галерке они сгрудились плотной толпой, орали и отхлебывали монопольку прямо из шкаликов. Каждый держал фунтик с семечками, пол был усыпан шелухой. Сыщики попытались протиснуться внутрь и осмотреть публику как следует. Но их быстро разубедили. Полупьяные компании в десять-двенадцать человек не пускали чужаков. Угадав их принадлежность к полиции, ребята осерчали. Пришлось отступить.
Питерцы заняли свои места в партере и посмотрели несколько схваток. Борец Глинкин был известен своими грязными уловками. Вот и сейчас он без стеснения отвешивал сопернику из Лотарингии тяжелые «макароны» по лицу. Редльсгоф пытался провести приемы, но Глинкин уклонялся. Зрители свистели и бранились, схватка закончилась вничью. Затем вышел сибирский геркулес Кащеев и уломал несчастного поляка за три минуты сорок секунд. Бамбула с Окитаро-Оно не столько боролись, сколько бегали друг за другом. В конце концов негр победил японца эффектным броском. Больше всего Лыкову понравился еврей Грингауз – стройный, прекрасно сложенный и техничный. Одесские соплеменники горячо его поддерживали. Грингауз красиво положил крымчака Мадралли и тут же вызвал Кащеева. Тот пообещал «ужо в следующий раз». В итоге все остались довольны, особенно еврейская часть зрителей.
Не досмотрев представления, сыщики покинули зал. Лыков вышел на Коблевскую улицу, Азвестопуло – на Садовую. На углу они встретились.
– Ну как?
– Трудно, Алексей Николаевич. Почти невозможно.
– Да, двоим не справиться, нужно гнать сюда все отделение. А кто это позволит? Да и не факт, что Степка действительно ходит смотреть борьбу.
Они двинулись по Коблевской, но саженей через пятьдесят к ним подошли четверо. Вперед выступил лохматый детина и нагло спросил:
– Босявы, а нет ли у вас червончика?
Грек ответил ему в тон:
– За червончик, та ще с гаком, ты получишь дулю с маком.
Скок обернулся к своим и сказал неодобрительно:
– Как отвечать научились…
Потом извлек финку и показал ее Азвестопуло:
– А гляди, хабло!
[47]
Тот скривился:
– Всего-то? А у меня вот.
И вынул браунинг.
Однако скоки не испугались и, вместо того чтобы ретироваться, попытались обступить сыщиков. Но Лыков сильной затрещиной сбил ближайшего с ног:
– Брысь, жидоеды!
Только тогда налетчики бросились бежать. Коллежский советник от души добавил упавшему ногой по ребрам, отобрал финку и стал дуть в свисток. С угла отозвался постовой. Питерцы сдали ему пленного, записали в книжку городовому свои фамилии для протокола и отправились в управление.
Там выяснилось, что Лыкова давно разыскивает по телефону генерал-майор Калнин. Встревоженный сыщик схватился за отводную трубку. Квартирмейстер был уже дома, но не спал. Он сообщил Алексею Николаевичу плохую новость:
– Тут у нас вышло черт знает что. Капитан Фингергут рассказал о вашем поручении насчет шпионов кому не следовало. А именно Челебидаки. Знаете такого?
– Это чиновник особых поручений при градоначальнике? Коллежский асессор?
– Он самый. Челебидаки… Как бы помягче сказать…
Генерал запнулся, подбирая слова. Лыков перебил его:
– Какой он, я знаю. Но зачем капитан поделился секретными сведениями с посторонним? Тем более с этим.
– Таков наш уговор с Толмачевым, – пояснил квартирмейстер. – Ведь на территории Одессы градоначальник исполняет все обязанности губернатора. В том числе контролирует деятельность общей и жандармской полиции. А тут шпионаж, то есть дело, подотчетное жандармам. Мы обязаны сообщать старшему начальствующему лицу. Тем более город все еще на положении усиленной охраны.
– Так и сказали бы самому Ивану Николаевичу. А…
– Толмачев поручил надзор за правоохранением своему чиновнику. Это его право. Анастасий Анатольевич даже читает нашу почту, в той части, которая касается контрразведки. Там, правда, ничего путного нет. Дело в совершенном забросе…
– Я успел заметить, общаясь с Фингергутом, – ехидно согласился коллежский советник.
– Да? Ну, короче, я вам все рассказал. Что вышло, то вышло.
– А про трех подозреваемых капитан тоже сообщил коллежскому асессору?
– Разумеется. Честь имею!
Генерал отключился. Лыков был сильно раздосадован. Павлин Челебидаки теперь в курсе секретной операции Военного министерства. И даже знает фамилии тех, кто попал под подозрение. Надо идти объясняться с градоначальником, требовать, чтобы коллежский асессор не путался под ногами… Тот обидится и выдаст Курлову правду о состоянии здоровья Сергея… Этого только не хватало!
Но сейчас у Лыкова были дела поважнее. Предстояло поймать Ссудно-сберегательное товарищество ювелиров и часовщиков на скупке краденого. Алексей Николаевич отправился в гостиницу и проспал до четырех утра. В указанное время коридорный разбудил номеранта и доложил, что извозчик у подъезда. В пять тридцать сыщики ворвались в помещение ссудной кассы через черный ход. Внутри обнаружились два заспанных приемщика и загорелый волосатый субъект.
Агент Палубинский весело приветствовал волосатого:
– Доброго утра, Хаскель Соломонович. Как ночка прошла? Вижу, с уловом можно вас поздравить?
– Какой улов, да я вас умоляю! Шоб гореть мне адским пламенем в православном аду. Так, заглянул взять ссуду, а то жить стало невмоготу.
– Рано как у вас ссуды оформляют, – обратился агент к приемщикам. – И подо что выдали такому заемщику? Неужто под честное слово?
Хозяева угрюмо молчали. Палубинский доложил коллежскому советнику:
– Это, ваше высокоблагородие, некто Хаскель Шестопал, банщик
[48]. Не иначе пришел сбросить ночную выручку.