Илюшин остановился.
У воды стоял монах с корзиной на голове. Макар огляделся: вокруг не было ни души.
Затаив дыхание, он приблизился к монаху.
Преступник?
Женщина?
Черт со свиным рылом?
Или он поднимет корзину, а под ней окажется пустота? «Не рожденный, не умирающий…»
Илюшин подошел к монаху и остановился. Фигура в длинном одеянии не двинулась с места.
Сердце у него колотилось как бешеное, когда он протянул руку к плетеной шляпе. Кто там – Сафонов? Убийца в балаклаве?
Он откинул корзину.
Под ней оказалась еще одна. Макар сбросил ее и увидел третью. Он принялся скидывать их одну за другой, он усыпал весь берег шляпами, некоторые свалились в воду и их уносило течение, другие лениво перекатывал ветер, а человек напротив него по-прежнему стоял с корзиной на голове, в нелепом рыцарском забрале, и лицо его было закрыто.
Илюшин не заметил, как в его руке оказался нож. Он был так растерян и зол, что ткнул, не задумываясь, в бесконечные плетения, и сквозь прутья хлынула прозрачная вода, темнея на глазах, густея, выбивая в песке алые лунки. Макар в ужасе попятился и проснулся.
Сергей сидел, подперев лоб ладонью. Карандаш скрипел по бумаге.
– Чертовщина какая-то снится, – пробормотал Илюшин.
– Призрак Сафонова является?
– Хуже, – коротко ответил Макар.
Он с трудом выбрался из кресла, чувствуя себя вдребезги разбитым. Спал минут пять, а кажется, что провел в одном положении двадцать часов.
Во двор въезжали машины и расползались по свободным местам, как жучки, устраивающиеся на ночевку.
Из открытого окна повеяло холодом. Сон растаял, но ощущение чего-то непоправимого осталось с Илюшиным. Из стекла на него смотрело расплывчатое отражение.
Все началось с фотографий.
Нет, все началось с дома напротив. Там кто-то прятался. Наблюдатель проник в коттедж Рытвина и напечатал там снимки.
А если бы Сафонов не спустился в подвал? Если бы спустился, но не стал отпирать дверь? Пожал плечами и ушел, а пять минут спустя выкинул все из головы?
Макар чувствовал, что это важно. Что ожидало бы Никиту? Записка «Проверь, что внизу»?
Ерунда!
Ему представился Сафонов, выбегающий из дома с корзиной на голове, чтобы никто его не узнал. Под первой корзиной вторая, под второй третья, под третьей – четвертая, и так до бесконечности. Мертвый Мельников в арке, четверо убитых студентов – каждому выпала своя смерть, и это не случайность. Убийца воздал им по заслугам. В его табеле о рангах Артем Матусевич занимал первую строку; тот, кто забил парня до смерти, знал о его роли в убийствах.
А Сафонов остался жив. Четыре года, повторял про себя Макар, четыре года, нам нужно искать человека, на четыре года пропадавшего из виду. Мы думали о тюрьме, но если причина не в этом? Вскрылись новые факты? Мститель жил, уверенный в непричастности Никиты к убийствам, а потом что-то изменилось. Например, в руки ему попали материалы уголовного дела, того самого, которое не удалось получить Сергею.
Надо отдохнуть, подумал Макар. Мысли скользили потоком, на берегу лежала перевернутая ржавая лодка, под ней кто-то прятался. Кажется, он опять засыпает…
Провалиться в сон мешал лишь голос Сергея.
– Сова летит, – бормотал Бабкин, совершенно отупев от монотонной работы, – срывает цветок, роняет в море, из моря растет звезда с десятью лучами, на каждом луче по солнцу, в каждом солнце по сове.
«Мы смотрим на то, что кажется главным, а разглядывать нужно детали. Из них складывается настоящий рисунок».
– Что ты сказал? – спросил Макар, открывая глаза.
– Ничего, болтаю всякую чепуху, чтобы не уснуть.
– Нет-нет, повтори…
Бабкин поднял на него удивленный взгляд и пожал плечами.
– Сова летит. Цветок рвет. В море роняет. Оттуда звезда, у звезды лучи, на лучах солнце, в солнце сова. Макар, ты что? Это просто Машкины рисунки, она складывала из них историю. У нее из всего получаются истории, считай, профдеформация…
У Илюшина стало такое лицо, что он осекся.
– Сова, – сказал Макар, глядя на Сергея так, что тот почувствовал себя стеклянным, – сова, значит. И тут сова, и там сова…
Второстепенные детали.
Альбом Елены Матусевич, из которого Анна взяла снимок Сафонова.
Эспандер на кровати.
Почему Елена Матусевич открыла дверь Балаклаве? По той же причине, почему он не пошел к сестре Сафонова. По той же, почему его фигура казалась Сергею знакомой.
История начинается с совы и приходит к сове.
– Но это другая сова, – пробормотал Макар. – Послушай, это другая сова!
– Я тебе водички принесу, – с жалостью сказал Бабкин.
– Вот куда он пропал… Вот почему не звонит сестре… это бы все объясняло…
– Нет, не принесу, – сказал Бабкин. – Теперь объясняй мне.
– Рано! – сказал Макар, подняв на него безумный взгляд. – Сначала вопрос.
– Какой вопрос? – Бабкин всерьез забеспокоился.
– Тот, который я должен был задать Порошиной во время первой встречи. Телефон, телефон… где телефон?
– Господи, что ж ты орешь… Вон он, на подлокотнике, у тебя под боком.
Илюшин схватил сотовый и быстро набрал номер. Сергею редко доводилось видеть его в таком возбужденном состоянии. Он отодвинул блокнот и стал ждать, не сводя с Макара напряженного взгляда.
– Татьяна? Это Макар Илюшин. – В трубке начали говорить. – Замолчите и слушайте, – оборвал Макар, и Бабкин физически ощутил, как из телефона потянулась, словно карамель, вязкая испуганная тишина. – Вы сказали, ваша мать умерла, когда Никита был студентом. Что случилось?.. Не нужно рассказывать мне, что вы виноваты в ее смерти! Просто ответьте.
Бабкин затаил дыхание. И в полной тишине расслышал, как в трубке всхлипнули, а потом женский голос, заикаясь, проговорил:
– Ее убили.
– Когда?
– В декабре две тысячи девятого… семнадцатого числа…
Бабкин охнул. Семнадцатого убита, а двадцать четвертого Клименко бежит из города.
– Обстоятельства? – коротко спросил Илюшин.
Всхлипывания усилились.
– Я попросила ее зайти в аптеку, когда она возвращалась домой… Возле нашего дома аптека оказалась закрыта на ремонт, и мама вернулась к метро, там круглосуточная… было уже поздно…
– Вы жили на станции «Сокол»… – Макар откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Сергей по-прежнему ничего не понимал.
– Да, на Соколе… Мама пошла через арку, и там…