Арджуманд. Великая история великой любви - читать онлайн книгу. Автор: Тимери Н. Мурари cтр.№ 18

— Я… я не сумею построить храм, — огорченно сказал Мурти. — Моя семья…

— Но мы и не просим, чтобы ты строил храм. Вот если бы ты вырезал статую Дурги ^[36], чтобы мы могли поклоняться… Ты можешь это сделать?

Мурти был счастлив. Он перенес вес на пятки и быстро кивнул.

— Да, я могу это сделать. Но работа потребует времени. Я не могу начать работу, пока не явится образ…

Ему не пришлось объяснять, гости знали, что могут пройти долгие месяцы, а то и годы, пока образ восьмирукой Дурги, сестры Кали-разрушительницы ^[37], не предстанет перед внутренним взором мастера. Он должен творить изображение искусно, с фантазией, но при этом не нанести оскорбления богине.

— Какой камень я мог бы взять для работы?

— Мрамор. У нас есть только это. Мы приобретем блок у купцов, которые поставляют мрамор для гробницы.

Они еще немного задержались, обсуждая детали оплаты.

Когда гости ушли, Мурти вбежал в дом, чтобы сообщить Сите: удача вновь улыбалась ему!

Неделю спустя все снова переменилось. Его вызвали к писцу, который некогда его нанимал. Мурти трепетал, поняв, что недоразумение открылось и его заставят вернуть в казну все деньги, который он получил.

Боль, боль… боль, боль… боль, боль…

Копыта моего пони, покрытые пылью, ударяли о землю в такт биению моего сердца. Мне казалось, что я задыхаюсь, но не от пыли, витавшей в воздухе, а от щемящей боли в сердце. Как же стремительно яд достиг моих ушей! Евнухи и женщины, слуги и рабы, все доподлинно знали, что произошло, как будто лично присутствовали при встрече Шах-Джахана и Джахангира, как будто слышали каждое слово, сказанное между сыном и отцом.

Сколько же раз это пересказывалось — с фальшивым сочувствием, с делаными жалостью и печалью, за которыми читалось ликование, — и каждый, кто доставлял мне ужасающую весть, стремился еще немного добавить от себя, чтобы приукрасить услышанное. Я не умерла — я мужественно продолжала надеяться, только потому, что знала: Шах-Джахан любит меня. Он прямо сказал об этом не только мне, но и своему отцу.

Вспоминая его слова, там, на мина-базаре, сказанные потом, я шепотом повторяла их, когда никто не слышал, воображала, как они звучат в его устах, представляла, как он, беззащитный, лишенный власти, рассказывает мне о своей слабости…

— Ты бы лучше пересела в паланкин, агачи.

— Там слишком жарко и душно.

Я ехала верхом на гнедом пони, а бок о бок со мной, опираясь на посох с серебряным набалдашником, шел Иса. Он не одобрял мою дерзость. Придворные дамы путешествовали на носилках, укрытые занавесями от чужих глаз. В паланкинах они болтали, пили, играли в карты, подчас даже предавались весьма вольным развлечениям с мужчинами. Верхом ездили только солдаты, рабы да служанки.

— Но здесь так пыльно! Внутри намного чище…

— Прекрати, Иса, успокойся. — Пусть даже я и испытывала неудобства, но следовать советам Исы не собиралась.

Пыль, красноватая и тонкая, нависала жарким облаком, тянувшимся от горизонта до горизонта, она была повсюду — на юге и на севере, на западе и востоке. Пыль заслоняла солнце и небо, мягко оседала на деревья и кусты, припорашивая и делая тусклой яркую зелень.

Джахангир путешествовал, и вместе с ним в путь отправилась вся империя. Мы были уже в двух днях пути от Агры, На третий день нашему небольшому отряду предстояло отделиться от основного каравана и свернуть на юг, к Бенгалии. Я собиралась навестить Мехрун-Ниссу, радуясь возможности вырваться из Агры, ускользнуть от приевшихся дворцовых церемоний.

Ни начала, ни конца каравана с того места, где мы ехали, было не разглядеть. Где-то далеко впереди караван возглавлял наш правитель, рядом с ним был Шах-Джахан. Нас разделяла длинная людская река.

Я подозвала Ису и, наклонившись, зашептала:

— Нужно дать ему знать, что я еду позади. Если он сам не придет ко мне, ты, Иса, поедешь вперед и передашь ему вот это. — Я сняла серебряный перстень, и Иса спрятал его в складки одежды. — Смотри не потеряй!

— Буду хранить его как зеницу ока.

Вдоль колонны сновали всадники, но к нам не приближались. Впереди Джахангира и Шах-Джахана шли девять слонов, на каждом из них всадники несли знамя Великих Моголов: изготовившийся к прыжку лев в желтом круге. За ними на четырех слонах развевались зеленые стяги с изображением солнца. За слонами выступали девять белых жеребцов без всадников, но с золотыми седлами, стременами и сбруей. Далее шли еще жеребцы; всадник на одном из них держал флаг с начертанным на нем титулом Джахангира: «Завоеватель мира». У второго всадника в руках был дундуби, время от времени он ударял в барабан, возвещая всем о приближении каравана.

По обе стороны дороги скакали хазары под собственными знаменами; каждый вел за собой тысячу всадников.

Перед паланкином Джахангира бежали тридцать невольников; они разбрызгивали душистую воду, чтобы сделать путь благовонным и чтобы пыль не докучала властителю.

Немного поодаль от падишаха ехали четыре визиря, обремененные бумагами, — из этих бумаг они черпали информацию. Если бы властителю пришло в голову спросить о деревне, встречающейся на пути, они тотчас ответили бы, как называется эта деревня, кому она принадлежит, могли бы поведать о доходах князя, об урожае, о произрастающих в этой местности цветах и плодах… К тому же — поскольку Джахангир был весьма и весьма любознательным правителем — визири по нескольку раз в день пополняли книгу «Тузук-и-Джахангири».

Рядом с визирями держались еще три человека. Двое несли веревку и от самой Лал-Килы измеряли длину проделанного пути. Первый, забегая вперед, делал отметки, второй прикладывал к отметкам веревку, а третий, с книгой и пером в руках, подсчитывал расстояние.

Еще один человек нес песочные часы и бронзовый гонг. Каждый час он ударял в него, оповещая о наступлении нового.

В нескольких шагах позади Джахангира ехали охотники с птицами на запястьях. За ними следовали десять всадников-оруженосцев: четверо несли джезайлы в золототканых чехлах, пятый — копье Джахангира, шестой — его меч, седьмой — щит, восьмой — кинжал, девятый — лук, десятый — колчан со стрелами. За оруженосцами следовал отряд ахади — воинов, подчинявшихся напрямую самому падишаху. Следом несли три серебряных паланкина, затейливо украшенных жемчугами. Продолжали процессию двадцать четыре всадника-музыканта: восемь с трубами, восемь с рожками и восемь с барабанами. За ними двигались пять слонов с седлами-хаудами из золота и серебра. (Плавное покачивание на спине слона усыпляло падишаха; в хауде он чувствовал себя, как младенец в колыбели.)