Доброключения и рассуждения Луция Катина  - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 58

– Я подумаю о ваших словах, – тускло ответил Катин.

– Вы не думайте, не то откажетесь! Вы сердца, вы ангела своего слушайте.

Луций кисло улыбнулся.

– Не умею. Я из приверженцев Рациония.

– Сего ангела по своей малоучености я не знаю, якож послушайте хоть его. – Поп низко поклонился. – Побреду назад. Как бы меня мучители не хватились. Я же тайно… А вы, право, попросили бы у воеводы солдат да пожаловали. Один денек всего и займет…

– Ну уж солдат-то я просить не стану. Если приеду, то один.

Священник испугался.

– Тогда не надо! Такого греха на душу не возьму! Агапка грозился, что буде новый барин явится, проломлю-де ему голову, а вас всех заставлю под присягой показать, что с коня упал. И покажут наши, от страха, а Колченог после того еще Бог весть сколько будет над нами свирепствовать. Нет уж, лучше езжайте куда ехали. Такова, видно, Господня воля…

Перекрестил Луция, побрел прочь, но через несколько шагов обернулся.

– Если все же нашепчет вам ангел, а солдат с собою взять не похотите, об одном молю: явно, среди бела дня, не являйтесь. Ко мне приходите, ночью. Я при церкви живу. Призову Конона-лодочника. Он у нас самый умный.

И теперь уже ушел окончательно, оставив Катина в еще худшем шатании чувств.

Уехать, бросив поселян, будет скверно, но и тащиться в Карогду с донкишотовой оказией тоже дурость. Ну, одолеешь ты карогдского сиволапого дракона, но ведь это русский Змей Горыныч. Заместо отрубленных голов тотчас произрастут новые. Уедешь – объявится какой-нибудь новый Колченог, и опять сильный станет топтать слабых, а те склонятся. Ибо таков закон общества, составленного из рабов.

Так ничего и не решив, наш герой дошел до корзининского двора. Как бы то ни было, а съезжать все равно надо. На что воеводе гостеприимствовать отставной козы депутату? Единственное, что остается, – поблагодарить за кров и удалиться самому, пока не попросили.

* * *

Очно поблагодарить хозяина не получилось. Слуга сказал, что барин провожает матушку-государыню.

Что ж, Луций написал учтивую записку, в которой коротко, без философий, объяснил про отставку и выразил должную признательность.

Хотел передать бумагу через кого-нибудь из прислуги, но на лестнице увидал хозяйскую дочку – как ее, Полину? Да, Полина Афанасьевна. После того первого ужина Катин ни разу с дурочкой не разговаривал и даже почти ее не видал. Кажется, она пряталась от постояльца, да он за разъездами нечасто здесь и бывал. Если же по случайности они где-то сталкивались, мадемуазель ойкала, шарахалась. И слава богу. О чем с такою говорить?

Но теперь встреча была кстати.

– Погодите! – крикнул Луций в спину дикарке, которая, конечно, опять попробовала скрыться. – Я имею до вас дело!

Замерла, но повернулась не сразу. Широко раскрытые глаза смотрели со страхом.

Подавляя раздражение, елико возможно ласковей, он известил малахольную деву, что покидает корзининский дом, не имея возможности лично засвидетельствовать ее родителю свое почтение, а потому просит передать ему эпистолу.

Полина Афанасьевна сунула конверт в карман фартука. Выражение ее лица не переменилось, уста не разомкнулись.

– Передайте Афанасию Петровичу мою благодарность еще и на словах, – сказал Катин, не слишком надеясь на исполнение сей просьбы. – Сердечно благодарю также и вас за терпение к доставленным неудобствам.

Косноумная девица смотрела всё с тем же испугом. Поняла ли сказанное – неясно.

Он раздельно, отчетливо повторил:

– Съезжаю я отсюда. Уезжаю. Навсегда. И засим желаю вам…

Вдруг круглые голубые глаза устремились кверху, а потом вовсе закатились, щеки сделались бледными, и барышня осела на пол, да повалилась, стукнувшись головой. Так и осталась лежать. Обморок!

Вот дура припадочная, разозлился Катин. Опустился на колени, припоминая из медицины, что делают при обмороках. Перво-наперво должно облегчить приток воздуха, расстегнув ворот. Потом обтереть лицо холодной водой, после чего похлопать по щекам. Лучше бы всего сунуть под нос нашатырю, но где его взять?

Лекарь поневоле, он расстегнул верхние пуговицы на платье, обнажив молочно-белую шею. Пристроил голову на полу удобнее. Длинные светлые ресницы были скорбно сомкнуты, в приоткрытом рту поблескивали ровные зубки. Катин вспомнил, что при остановке дыхания можно восстановить оное, дуя хворому человеку прямо в уста. Благодарение Разуму, делать этого не понадобилось. Приложил ухо к острому носику – слава богу, дышит.

Теперь оставалось только сходить за водой, а еще лучше – найти слуг. Пускай сами возятся с инвалидкой. А благодарственное письмо умнее будет передать кому-то понадежнее.

Он вынул из фартука конверт, пошел по комнатам, громко зовя: «Эй, люди! Есть кто?»

Вдруг Луций увидел, что конверт, которым он рассеянно помахивал, как-то странно несвеж, будто его долго держали в кармане, не вынимая. Удивленный, Катин поднес бумажный прямоугольник к глазам. Надпись «Его высокородию А. П. Корзинину» куда-то исчезла, вместо того было написано «Луцию Яковлевичу Катину».

Ничего не понимая, наш герой раскрыл адресованный ему конверт, развернул листок, стал читать.