– Думаю, лучше будет все это прекратить. Националистические митинги обычно организует Клан-на-Гэль.
– Если люди хотят быть националистами – это их полное право, – возразил Мори. Они прошли мимо часовни и растущих перед ней двух деревьев со светлой листвой и стволами, и Мори поднял глаза вверх. Он не был набожным, но несколько дней назад ради интереса научил Таниэля делать надписи на молитвенных табличках, и его табличка до сих пор висела на канате между деревьями. При часовне был только один священнослужитель, и по утрам он был не в состоянии прочесть все таблички сразу.
– Особенно если речь идет о национализме, при котором японские мальчики ходят на ирландские митинги в Лондоне и приводят с собой оттуда новых друзей.
– Вы ходили… ах, да, я понимаю, что вы имеете в виду… – Мори внезапно прервал Таниэля на полуслове, упершись рукой ему в грудь и заставив остановиться. Выставив вперед свой меч, на их пути стоял Юки, сердитый мальчишка, которого Таниэль видел в свой первый приход сюда. Кончик меча почти касался лица Таниэля. Остановленный Мори, Юки наклонил голову и теперь нацелил меч в его сторону. На несколько казавшихся очень долгими мгновений все застыли, лишь колыхалась на ветру листва и раскачивался натянутый между деревьями молитвенный канат. Бумажные фонарики у входа в чайный домик Осэй качались, отбрасывая в темноту волны света.
– Ты, значит, видел газету, – сказал Мори по-японски.
Таниэль попытался сдвинуться с места, в надежде отвлечь на себя внимание Юки, но Мори еще крепче надавил на его грудную клетку.
– Вы можете это остановить, – ответил ему Юки, и, хотя он твердо держал в руке меч, голос его прерывался. – Вы – Мори. Вы – рыцарь. Вы можете это остановить. Япония гибнет, а вы заняты изготовлением часов!
– Я хочу домой, становится холодно. Пропусти нас.
Юки сделал ложный выпад, после чего Мори ударом кисти отодвинул меч в сторону. На вид все было просто, однако звон меча прорезал воздух и видно было, что по руке Юки прокатилась волна боли. Мори схватил мальчишку за локоть и начал выворачивать его руку, пока из нее не выпал меч. Нижняя кромка лезвия была тупая, держась за нее, Мори протянул меч Таниэлю, рукояткой в его сторону. Меч был легкий и слишком короткий для белого человека.
– Пойдем. Я отведу тебя домой.
– Отпустите меня, вы…
– Заткнись, – ответил Мори.
Мори выпустил его руку, и Юки поплелся за ними, но при этом чувствовалось, что он кипит от негодования. Один раз он попытался толкнуть Таниэля, но получил от Мори хороший подзатыльник. После этого он угомонился, и Таниэль не сразу понял причину, но потом сообразил, что именно такой, сохранившийся от старых времен, стиль поведения мальчик считал правильным. Современные манеры были ему противны, он хотел видеть перед собой самурая. Ведь он все время об этом и твердил.
Деревня находилась в юго-восточном углу Гайд-парка и с одной стороны была отгорожена длинным пяти- или шестиэтажным зданием, которое, как смутно помнилось Таниэлю, было когда-то гостиницей. Теперь вдоль его первого этажа тянулись навесы мелких лавочек. Позади здания стояла пагода, а рядом с ней – маленькое озеро, в черной глади которого отражался оранжевый свет от бумажных фонариков. Два островка соединялись выгнутыми ажурными мостиками, чьи силуэты казались особенно хрупкими при вечернем освещении, а на мелководье возвышались молитвенные ворота. Днем все это, по-видимому, выглядело довольно привлекательно, но в сумерках приобрело довольно зловещий вид. Весь подобравшись, Юки провел их в расположенную в центральной части здания лавку.
Освещение здесь было скудным, и их глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть. Сквозь прорези подвешенных высоко под потолком шахтерских ламп в помещение проникало совсем немного света. Несмотря на открытую дверь, сквозь которую текла струя свежего воздуха, лавка была пропитана запахом селитры. По стенам сверху донизу тянулись ряды полок, набитых бумажными пакетами ярких цветов; все они были разными: некоторые обычной прямоугольной или квадратной формы, другие – в виде драконьих голов или красных цилиндров с нанесенными на них тонко прочерченными крошечными изображениями рыцарей и женщин с длинными волосами. Сбоку на всех этих предметах были прикреплены наклейки с крупными надписями на японском.
– Огненные цветы Накамуры, – прочитал вслух Таниэль и оглянулся на Мори. – Что это значит?
– Фейерверки.
В глубине лавки, где были расстелены татами и стоял низкий верстак, пожилой мужчина, стоя на коленях, нарезал из бамбука тонкие прямые палочки. При виде вошедших он пришел в страшное смятение и растянулся перед ними на полу. Первой мыслью Таниэля было, что он потерял сознание, но оказалось, что это глубокий поклон. Когда хозяин лавки снова встал на колени, на лбу у него красовалось большое пыльное пятно, которое мужчина стер ладонью, однако грязь забилась в глубокие морщины у него на лице. Мори помог ему подняться. Он оказался моложе, чем показалось Таниэлю вначале, но вид у него был очень болезненный. За его спиной зашуршала отодвигаемая в сторону занавеска, и из-за нее на мгновение показалась женщина, но, увидев посторонних, тут же снова ее задернула.
– Тебе не следует это проделывать при каждой встрече со мной, – обратился Мори к хозяину.
– Мори-сама очень милостив, но я знаю свое место, – ответил Накамура с удрученным видом. – Что он натворил на этот раз?
– Ничего особенного, – успокоил его Мори, – но, думаю, ему не следует давать в руки меч.
– Где ты достал меч? – накинулся на сына Накамура. Таниэль положил меч на скамью так, чтобы Юки не мог до него дотянуться.
– Мори-сама, пожалуйста, простите меня…
Мори ласково прервал его на японском. Накамура начал было отвечать, но потом повесил голову. Юки фыркнул с раздраженным, но одновременно несуразным видом.
– Его надо учить ремеслу, – тоскливо произнес Накамура. – Здесь ему нечем заняться, кроме как наклеивать этикетки на коробки да ходить в город на митинги.
Таниэль взглянул на Юки: возможно, он пользовался популярностью среди наименее вменяемых ирландцев.
– Я хотел спросить, Мори-сама, нельзя ли…
– Думаю, часовое дело ему вряд ли подойдет, – терпеливо ответил Мори.
– Я не понимаю…
Юки понял. Его лицо вновь приобрело злое выражение, черные глаза блуждали по полкам с фейерверками. В душе Таниэль готов был с ним согласиться. Запрет на обучение делать часовые механизмы казался ему бессмысленным: ведь мальчишка уже и без того работал в лавке фейерверков. Связки стянутых веревками самых длинных ракет громоздились на полу и тесно заполняли полки. Верстак был завален обструганными палочками, цветной бумагой, наклейками, мисками и пакетами с порошками всех оттенков от серебристо-серого до белого. Некоторые банки были черными, непрозрачными, чтобы защитить их содержимое от солнечного света, с наклейками, надписи на которых состояли из сложных древних иероглифов вроде тех, что когда-то рисовали на песчаных, с сернистыми пластами, стенах пещер, чтобы обозначить понятие, для которого тогда еще не придумали слово.