– Это было… – начал Ито. Никогда прежде ему не приходилось видеть чью-либо гибель.
– Это не трагедия, – прервал его Мори, которому, по-видимому, подобное было не в новинку.
– Мое предложение вам, оно было сделано всерьез. Насчет Америки.
– Я понимаю, – Мори колебался, – я хотел бы поехать с вами. Но, к сожалению, я не могу пообещать, что останусь на этой должности до конца жизни. Через десять лет мне придется уйти.
– Какая точность! – рассмеялся Ито. – Что же произойдет через десять лет?
– Я отправлюсь в Лондон. Там есть один человек… короче, мне надо будет уехать в Лондон.
– Понятно, – сказал заинтригованный Ито.
VII
Лондон, 31 мая 1884 года
Вопреки предсказанию официантки по имени Осэй, завтрак оказался вкусным. Таниэль был бы не прочь еще посидеть в чайном домике, но в девять часов Мори заявил, что у него назначена встреча в работном доме Сент-Мэри Абботс, где он собирается приобрести кое-какие детали для часов. Станция метро располагалась неподалеку от входа в японскую деревню, поэтому часть пути они прошли вместе. Они уже подходили к красным воротам, когда Мори вручил Таниэлю маленький золотой шар размером примерно со свернувшуюся в клубок мышь. Как только Таниэль прикоснулся к нему, шарик ожил и с шумом заскользил между его пальцами; его вес был идеально сбалансирован, и он удерживался на руке почти под любым углом, теплый, как будто живой. Затем он дал короткий свисток и выбросил небольшое облачко пара.
– Что это? – рассмеялся Таниэль. – И зачем вы мне его дали?
– Это игрушечная паровая машина, – ответил Мори. – Старинная конструкция. Такая была еще у древних греков.
– У древних греков? Если у них были паровые машины, то отчего же у них не было поездов?
Мори пожал плечами:
– Они были философами, а философы, как известно, складывают два и два и получают золотую рыбку. А вот для чего это вам: такие дурацкие штуковины помогают успокоить нервы, – легким наклоном головы он указал на восток, в сторону Уайтхолла. – Мне, во всяком случае, так кажется.
Таниэль начал было говорить, что совсем не нервничает, но это была неправда, и ему не хотелось лгать часовщику.
– Спасибо. Но ведь это настоящее золото?
– Да. Но вы можете позже отослать ее обратно. Или принесете ее сами, – добавил Мори, не глядя на него.
– Да. Я, конечно, принесу, – заверил его Таниэль. – И, кроме того, мне надо будет вернуть рубашку вашему соседу.
Он снова посмотрел на игрушечную паровую машину, которая с одинаковой скоростью скользила по его руке независимо от того, насколько быстро или медленно двигался он сам. Несмотря на маленький размер, она была довольно тяжелой; в ее отполированной до зеркального блеска поверхности выпукло отражались кончики его пальцев и пуговицы жилета. Небо у них над головой становилось яснее, в просвете между облаками появилась ярко-голубая полоска, которая, отразившись в золотой поверхности шара, стала зеленой. Неожиданно рядом с ней появился черный силуэт. Прямо перед ними остановился высокий господин.
– Любопытно, – сказал он, глядя на игрушку. – Где вы такое достали?
– Это он ее сделал, – сказал Таниэль, локтем указывая на Мори.
– Сделал? Дорогой друг, нельзя ли мне получить вашу визитную карточку?
Мори передал ему карточку. Она была почти такой же красивой, как игрушка. Одна ее сторона была украшена тонко выгравированным узором из деталей часового механизма и заканчивалась серебряной полоской, однако на господина она, похоже, не произвела особого впечатления.
– Мистер Мори, – сказал он, без запинки произнеся имя, – по-моему, я о вас уже слышал. Я обязательно зайду к вам позже; я уже давно ищу хорошего часовщика, – он протянул Мори свою карточку. – Четыре часа – удобное время для вас?
– Да, конечно. Буду вас ждать.
Таниэль посмотрел вслед господину в черном.
– Удачная встреча.
– М-м? – ответил Мори, но внезапно улыбнулся. – Да, очень.
Он довольно долго разглядывал данную ему карточку, прежде чем спросить:
– Что здесь написано?
– Фэншоу, – прочитал вслух Таниэль.
– Как так получается, что Featheringstonehough произносится как Фэншоу?
– Высшее сословие аккумулирует в своих фамилиях ненужные буквы. Таких имен много. Например, Рисли пишется как Wriothsley, а Виллерс как Villiers. Это придает им важности и старины.
Таниэль засунул руки в карманы; в левой руке у него была зажата паровая игрушка. Правая наткнулась на часы.
– О, я собирался вам сказать, но не успел. Когда кто-то оставил для меня часы, их крышка была закрыта. Я не мог ее открыть до вчерашнего дня. Как такое получилось?
– Внутри находится специальный часовой механизм, который поставлен на определенное время. Это, знаете ли, для подарков на юбилеи и прочее, чтобы часы открылись точно в назначенный день.
– Каким образом вы устанавливаете время?
Мори протянул руку и, когда Таниэль вложил в нее часы, повернул замочек против часовой стрелки, и задняя крышка открылась. С обратной стороны имелся крошечный циферблат, на котором были обозначены месяцы, дни и часы.
– Вот, пожалуйста. Почему вы спросили?
– Я волновался, что начинаю сходить с ума. – Он сделал неловкую паузу. – Вы уверены, что я могу оставить их у себя? Они, должно быть, стоят целое состояние.
– Абсолютно уверен. Я полагал, что их у меня украли, и думать о них забыл. Они мне не нужны.
Они подошли к воротам, и Мори жестом показал, что ему надо повернуть направо. Станция была слева.
– До завтра, – сказал Таниэль, сжимая в ладони паровую игрушку. Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Фигурка Мори уже растаяла в тумане, и произошедшее с ним за последние сутки могло бы показаться Таниэлю сном, если бы не тяжесть игрушки в кармане.
Уайтхолл наводнили рабочие. Они расчищали развалины Скотланд-Ярда, складывали в штабели уцелевшие кирпичи и увозили разбитые, погрузив их на большие повозки. Несмотря на выходной, в Хоум-офисе кипела жизнь, и, поскольку половина телеграфных проводов оказалась оборвана взрывом, желтая винтовая лестница была заполнена клерками, сновавшими вверх и вниз, разнося сообщения. Таниэль постоял у ее подножия, ожидая, пока издаваемый ею жалобный стон не перестанет окрашивать все вокруг в зеленоватые тона, и поглаживая игрушку. Так и не дождавшись тишины, он вынул из кармана игрушку и сосредоточился на ее веселом скольжении. Мори был прав: ее забавные трюки отвлекали от тревожных мыслей и страха и от необходимости изображать обморок.
Стоило ему подняться по лестнице, как навстречу сразу же попался старший клерк, сунувший ему в руки стопку бумаг. Таниэль поморщился от боли, но старший клерк этого даже не заметил.