– Знаешь, я слышал, есть учебная группа только по заявкам. Интересно, как туда попасть?
Она фыркает.
– Если не знаешь, значит, уже пролетел.
Чудно. Что ж, по крайней мере, мы двигаемся к выходу.
Мои груди болят так, будто вот-вот из них польется молоко. Я спешу к двери, протискиваюсь мимо двух одногруппников, которые остановились поболтать с другими студентами. Этим ребятам что, заняться нечем, кроме как околачиваться тут и трепаться?
Снаружи студент раздает брошюры. Я хватаю одну и останавливаюсь посреди дороги. Это приглашение посетить информационный курс о том, как попасть в каталог соискателей судебной практики. Встреча – через пятнадцать минут. Моя грудь пульсирует.
– У тебя рубашка течет, – слышится изумленный мужской голос.
Я опускаю подбородок и бледнею, видя, как прямо вокруг сосков на рубашке появляются два влажных пятна.
– Не знаю, что это, но с такой инфекцией лучше пойти к врачу. Просто отвратительно.
Я узнаю его мгновенно. Кейл, как его там, придурок из юридической службы. Его волосы зализаны набок, как у куклы Кена. Внешний вид кричит о богатстве и привилегированности. Он пихает парня рядом, на лице которого читается отвращение.
Я швыряю брошюру ему в грудь.
– Я кормлю грудью, ты, придурок.
Готова поклясться, что слышу мычание позади, но, когда разворачиваюсь, оба парня уходят прочь.
Мне требуется пятнадцать минут, чтобы пройти через кампус. С каждым шагом из груди течет все сильнее. Я чувствую смесь стыда, гнева и грусти. Стыд – потому что моя рубашка мокрая. Гнев за то, что меня вообще волнует, что думает этот идиот. Грусть потому, что прямо сейчас драгоценное грудное молоко наполняет мой бюстгальтер и пятнает рубашку. Скрещивание рук не помогает. Давление лишь заставляет молоко течь сильнее.
К тому моменту, как я добираюсь до библиотеки, мне чертовски не по себе. Клерк за столом справок, у которого хранятся ключи от комнаты матери и ребенка, осторожно протягивает их мне, стараясь до меня не дотрагиваться.
Когда я прихожу, оттуда как раз уходит женщина.
– Все в вашем распоряжении, – радостно говорит она.
– Спасибо, – звучит мой угрюмый ответ.
Она придерживает дверь, пока я вхожу.
– Плохой день?
Голос у нее такой добрый и понимающий, что я едва сдерживаюсь от слез.
– Вы просто не представляете, – отвечаю я, но затем понимаю, что она, в отличие от всех остальных, вероятно, в курсе, каково это. – А может, и представляете. В общем да, день был дерьмовый.
– Погодите секунду. – Она копается в своей сумке. – Вот. – Она вручает мне маленькую пластиковую упаковку. – У меня есть второй набор, а этот я никогда не использовала.
– Что это? – Я переворачиваю упаковку, изучая силиконовые подушечки в виде лепестков.
– Приклеиваете их на соски, и они перестают течь.
– Серьезно? – я смотрю на нее в изумлении.
– Да. Не идеальный вариант, конечно, и если ждать слишком долго, то молоко все равно просочится, но они работают.
Я крепко сжимаю пакетик в руке, сразу же почувствовав невероятное облегчение. Мне снова приходится бороться со слезами.
– Я бы обняла вас прямо сейчас, если бы не была вся такая грязная. Но спасибо огромное. – Я замечаю характерный красный учебник с черно-золотым тиснением на корешке, выглядывающий из ее сумки. – Первый курс юридической школы? – спрашиваю я.
– Третий на самом деле. Я надеялась выпуститься раньше, чем произойдет все это. – Она кивает на сумку-термос в своих руках. Должно быть, ее молоко там. – А вы?
– Первый.
Она морщится.
– Удачи, дорогая. Просто помните: каждый следующий год легче предыдущего. А самый первый – если честно, лишь естественный отбор. – Она похлопывает меня по спине. – Вы справитесь.
Я проскальзываю внутрь и подсоединяю грудь к молокоотсосу. Отсюда до юридической школы приличное расстояние, но оборудование есть только тут, поэтому приходится таскать с собой все эти бутылочки и тюбики, а на дорогостоящий портативный отсос я разориться не могу. Мой расчетный счет до сих пор рыдает от того урона, что нанесли ему учебники.
Я расстегиваю шелковые пуговицы и снимаю бюстгальтер. Весь этот процесс довольно противный, но я чертовски устала и испытываю легкое раздражение оттого, что тупой машине требуется двадцать минут, чтобы выцедить из моей груди две унции молока, которые Джейми даже не захочет есть.
Раскачиваясь в кресле, я вытаскиваю телефон, чтобы прочитать сообщения. Мне писали Хоуп и Карин, но я пролистываю их сообщения и нажимаю на имя Такера.
Такер: Зашел во время обеда увидеть Джей.
Под сообщением есть фото малышки, спящей в кольце его рук. Мое сердце сжимается, а место между ног – которое я считала убитым родами – бешено пульсирует. Нет ничего сексуальнее, чем любящий отец.
Такер заставляет все мои гормоны легкомысленно отплясывать.
Я: Она такой ангел.
Такер: Не хочу уходить от нее.
Я: У меня молоко залило всю рубашку. Было ужасно стыдно.
Такер: О, бедная моя. Я приду позже и помассирую твою спинку.
Я: Мне надо прочесть тысячу страниц, и это даже не преувеличение.
Такер: Я позабочусь о Джей, а ты учись.
Я: Ловлю на слове.
Такер: Хорошо. А то ты никогда не позволяешь мне ничего делать.
«Потому что не хочу тебя оттолкнуть», – хочется написать мне, но я, конечно же, не набираю это.
Я: Ты лучший отец, о котором можно только мечтать.
Такер: У тебя маленькие запросы, детка, но мне это нравится.
Я: :)
Я: Хочу сейчас вздремнуть, пока из меня тут отсасывают жизненные соки. Выгляжу так, словно я – часть Матрицы, подсоединенная к машине.
Такер: Хочешь красную таблетку или голубую?
Я: Возьму ту, которая заставит Джейми спать.
Такер: Пойду куплю снотворного.
Я: Жаль только, мне нельзя его принимать.
Такер: Моя мама рассказывала, что ее мама натирала ей десны бренди, чтобы заставить заснуть.
Я: Надеюсь, министерство внутренней безопасности не читает эти сообщения. И как, работало?
Такер: Понятия не имею. Я оставлю бутылку бренди рядом со снотворным.
Я: Вот видишь. Лучший отец на свете.
Такер: ЛОЛ. Иди спать, дорогая.
***