Я приподнимаю Сабрину, и ее тело кажется невесомым, несмотря на набранный вес.
– Не злись на свою маму, – шепчет она, уткнувшись мне в грудь. – Она беспокоится и хочет для тебя лучшего. Ты это знаешь.
– Она образумится, – говорю я с уверенностью, которой не чувствую.
31
Такер
Август
– О боже! Боже! Броуди! Да! Да, да, да! Вот так, детка! О бо-о-оже!
Даже то, что телевизор включен на полную мощность, не может заглушить звуки секса, доносящиеся из спальни Броуди. Если бы у меня была пара плоскогубцев, я бы вырвал себе уши, чтобы не слышать этого. К сожалению, у Броуди нет даже коробки с инструментами: я выяснил это, как только въехал и пытался найти их, чтобы починить подтекающий кран на кухне. Броуди пожал плечами и сказал: «Это дерьмо течет, приятель. Жизнь не всегда предлагает тебе инструменты для решения проблем».
Я хотел было возразить, что жизнь все же предлагает нам инструменты: вот зачем нам, мать его, строительный магазин. Но спорить с Броуди – занятие бесполезное.
Не знаю, сколько еще смогу выносить это. Жить с братом Холлиса невозможно. Каждую ночь к нему приходят новые телки, и они либо звезды порно, либо очень любят проговаривать вслух, что им нравится, а от чего они без ума в постели. Он оставляет мокрые полотенца на полу в ванной, считает, что готовить – это значит бросить в духовку замерзшую пиццу, а затем объявить, что не наелся, и заказать настоящую пиццу.
– О боже, да! Сильнее, детка!
– Так хорошо?
– Сильнее!
– О да, грязная девочка!
Боже мой. Я ненавижу эту квартиру всеми фибрами своей души.
Я встаю с дивана и иду к двери, набирая сообщение Сабрине и обувая шлепки.
Я: Привет, детка. Хочешь, зайду, потру тебе спинку?
Она, должно быть, держит телефон под рукой, потому что сразу же отвечает.
Она: Не сегодня. Рэй пригласил своих приятелей по покеру, и все они напились.
Я хмурюсь, глядя в экран. Проклятье, не могу вынести, что она все еще живет в этом доме с этим отвратительным типом. Но каждый раз, как я заговариваю о том, чтобы найти квартиру на двоих, Сабрина отметает мою идею. Она вообще держит дистанцию с тех пор, как мама улетела назад, в Техас.
Я безумно люблю свою маму, но, если честно, все еще зол на нее. Понимаю, что она беспокоится о сыне и считает, что заводить ребенка в моем возрасте – ужасная идея, но мне не понравилось то, как она допрашивала Сабрину. И в тот первый день – тоже. Весь ее визит был полон скрытых агрессивных выпадов и завуалированной критики. Думаю, к тому моменту, как мама уехала, Сабрина чувствовала себя поверженной, и очень хорошо ее понимаю.
Я посылаю новое сообщение.
Я: Честно? Мне не нравится, что ты там среди напившихся козлов. Ты должна родить через четыре дня. Вокруг тебя должны быть ответственные взрослые.
Она: Не беспокойся. Бабушка трезва как стеклышко. Да она и не пьет, помнишь?
Ну, это радует. Хотя мне ужасно жаль, что я сейчас не с ней.
– О-о-о! Я конча-а-аю!
Окей. Достаточно. Я не могу оставаться тут ни секунды, слушая, как веселится Броуди Холлис.
Запихнув в карман телефон и бумажник, я выхожу из квартиры и иду к лифту. Сейчас девять с лишним часов, так что августовское солнце уже село, и лицо обдувает приятный ветерок.
Я иду по тротуару без особой цели – главное, подальше от моей квартиры. С работой в бригаде, визитом мамы и поездками к Сабрине у меня еще не было возможности тщательно исследовать свой район. Теперь есть время сделать это и выяснить, такой ли он на самом деле грязный, как я думал поначалу.
Я прохожу мимо нескольких кафе с уютными патио на открытом воздухе, нескольких приличных малоэтажных офисных зданий и барбершопа, который мысленно обещаю себе навестить в ближайшее время. Я прохожу мимо бара на углу и любуюсь фасадом из красного кирпича, небольшим патио с коваными перилами и зеленым тентом над дверью.
Вывеска старая, с облупившейся краской и немного потрескавшаяся. На ней написано «Погребок Пэдди», и когда я открываю скрипучую деревянную дверь, то действительно нахожу за ней погребок. Бар больше, чем кажется снаружи, но все тут выглядит так, будто было построено, куплено и введено в эксплуатацию в семидесятых.
Кроме пьянчуги в самом конце стойки, тут никого нет. В пятницу вечером. В Бостоне. Никогда нигде не видел бара, который не был бы забит под завязку вечером в пятницу.
– Что я могу вам предложить? – спрашивает человек за стойкой. Это мужчина лет шестидесяти с копной седых волос, загорелой морщинистой кожей и мешками под утомленными глазами.
– Дайте мне… – начинаю я, но замолкаю, понимая, что не в настроении пить, – кофе.
Он подмигивает.
– Живешь на пределе, сынок?
Хохотнув, я сажусь на высокий виниловый табурет и кладу руки на стойку. О, черт, трогать ее было плохой идеей. Дерево такое старое, что, почти уверен, посадил занозу.
Я рассеянно выковыриваю ее из пальца, пока жду, когда бармен сделает кофе. Когда он ставит чашку передо мной, я с благодарностью принимаю ее и окидываю взглядом комнату.
– Плохой вечер? – спрашиваю я.
Он криво усмехается.
– Плохие десять лет.
– О. Печально слышать.
Тем не менее я понимаю, почему так вышло: все в этом баре старое. Музыкальный автомат – тот, который все еще требует четвертаков, – кто сейчас вообще пользуется монетами? Доски для игры в дартс все испещрены дырами, настолько большими, что мне кажется, если кинуть дротик, он просто не воткнется в доску. Столы и декоративные перегородки между ними поизносились. Пол выглядит так, будто может в любую минуту провалиться.
И нет ни одного телевизора. В каком сейчас баре нет телевизоров?
Тем не менее, несмотря на все очевидные недостатки, я вижу потенциал в этом месте. Отличное местоположение, высокие потолки с отличными деревянными балками и панелями на стенах. Небольшой ремонт, некоторая модернизация, и все может кардинально поменяться.
Я делаю глоток кофе, изучая бармена.
– Вы владелец?
– Именно так.
С минуту я неуверенно молчу, а затем опускаю чашку и спрашиваю:
– Не думали продать это место?
– Вообще-то, я…
Мой телефон звонит, не давая ему закончить.
– Прошу прощения, – спешно говорю я, потянувшись в карман. Когда вижу имя Сабрины, начинаю волноваться. – Я должен ответить. Это моя девушка.
Старик понимающе улыбается и отходит.
– Понял.