Три метра над небом. Трижды ты - читать онлайн книгу. Автор: Федерико Моччиа cтр.№ 105

Фотограф, с тремя камерами на шее, в сопровождении двух молодых ассистентов, да еще и с зонтами для фотографирования, берет Джин под руку и уводит ее с собой. И мне не остается ничего другого, как пойти за ними. И вот мы оказываемся в огромном парке, чтобы нас фотографировали: мы улыбаемся, целуемся, смотрим в глаза друг другу. «Ну скажите же что-нибудь! Вот так, молодцы! А теперь еще что-нибудь! Эй, давайте, говорите!» В итоге мы смеемся, потому что больше не знаем, что говорить друг другу.

– А теперь она должна поднять ногу.

Джин справедливо протестует:

– Ну уж нет, только не подняв ногу…

Ассистенты фотографа переглядываются и кивают.

– Дело в том, что кадр выглядит немного старомодно.

– Ладно, делайте, как хотите. Ну, мы закончили.

Мы возвращаемся к церкви и, когда оказываемся на площади перед ней, все встречают нас аплодисментами.

– Вот они, молодцы, да здравствуют новобрачные!

И одновременно зажигаются огоньки: они освещают большие столы и возвещают о начале ужина. Так может, своими аплодисментами гости приветствовали не нас, а банкет? Многие направляются туда, где готовят жареные закуски; девушка и официант вынимают их из огромной фритюрницы и тут же раскладывают по кулечкам из темной бумаги – такой, какой всегда, как я видел, пользовались продавцы оливок и соленого гороха – и передают их толпящимся вокруг людям. Чуть дальше – стол с закусками из морепродуктов. На длинном столе, устроенном так, что с виду он похож на большую рыбу, следуют, одна за другой, многочисленные подставки разной высоты, уставленные блюдами с деликатесами: от устриц до каллист, от карпаччо до морских черенков, креветок и лангустов. Рядом – стол с сырами разного сорта и места происхождения – от тех, что из провинции Лацио, и до французских. Потом – стол с нарезкой. Там и порезанная на кусочки мортаделла, и пармская ветчина, и ветчина из Сан-Даниэле, и испанские окорока: хамон иберико и хамон серрано. Гости переходят от стола к столу; все наполняют тарелки с такой жадностью, словно боятся что-то потерять. Их больше двухсот – так, по крайней мере, мне сказали Джин и мой отец, который, который через Киру передал, что во что бы то ни стало хочет участвовать в подготовке торжества. Однажды, во время этих приготовлений, когда я был у отца, он подошел ко мне и сказал: «У меня есть сюрприз, он касается вашего свадебного путешествия, но пока я не могу тебе ничего сказать, хотя и уверен, что вам это понравится. Но если вдруг нет… вы всегда сможете отправиться в другое!»

Я рассказал об этом Джин, и она рассмеялась.

– В крайнем случае, отправимся в другое?! Знаешь, если этот сюрприз мне не понравится, то мы действительно отправимся в путешествие еще раз! Не нравятся мне эти хвастливые обещания: сначала они обещают, а потом никогда ничего не делают…

– Хорошо, но ты не сердись, пока мы еще даже не знаем, куда будет это путешествие.

На самом деле он нам пока еще ничего не сказал; завтра мы узнаем, куда поедем в свадебное путешествие: мой отец даст нам билеты в конце вечера. Впрочем, я довольно спокоен, потому что этот сюрприз с путешествием проверили и Фабиола с Паоло, а уж они-то наверняка не пошлют нас на медовый месяц в Иран.

На помосте, несколько в стороне, расположились Франки с группой «Кантина». Эта музыкальная группа очень нравится Джин, и ей удалось пригласить их на праздник. И сейчас они здесь поют самые красивые песни Рино Гаэтано.

– Сногсшибательная свадьба!

Это говорит Скелло, обнимающийся с какой-то Донателлой, которую он мне представляет. Нет, она явно не дотягивает до той, которая была на яхте вчера вечером. К счастью, никто из гостей мальчишника не привел сюда ни одну из тех девушек. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Да. Тебе нравится?

– Очень. Если получается так хорошо, то тогда поженимся и мы. Правда же, Дона?

И он, смеясь, уходит с тарелкой, полной еды, и бокалом шампанского, которым он время от времени, пока идет, нечаянно орошает лужайку.

А я и не думал, что у меня так много знакомых. Я осматриваюсь: в большом парке Сан-Либерато официанты снуют туда-сюда. Как раз сейчас мимо проходит один из них – с подносом, уставленным бокалами шампанского.

– Хотите?

Я не заставляю его это повторять.

– Спасибо.

Я беру два бокала, один из них хочу предложить Джин, но она куда-то исчезла. Я выпиваю их один за другим, а потом на ходу ставлю на поднос другого официанта, проходящего как раз рядом. Ну вот, мне уже лучше, я немного расслабился. Это итальянская суббота и, худшее, похоже, уже позади. Кто знает, пошли ли потом в кино и в «Гетто» те парни, что были у бассейна. Однако в конечном счете меня это не очень-то волнует.

– Так вот ты где, любимый! Куда же ты исчезал?

– Но я отсюда никуда не уходил.

– Послушай, давай не ссориться именно в этот вечер, а?..

Джин совершенно не в себе; мне стоит ее поддержать.

– Конечно, сокровище, прости меня…

– Давай лучше сядем.

Мы подходим к небольшому столу, накрытому на двоих. Когда мы садимся, уж и не знаю, кто аплодирует еще раз. А потом я слышу голос женщины – может быть, Паллины, – которая кричит: «Да здравствуют новобрачные!» И какой-то мужчина – может быть, Банни – начинает традиционное: «Горько, горько, горько…» Если это действительно те двое, то они поступили отлично. Чтобы они прекратили как можно быстрее, я встаю, притягиваю к себе Джин и страстно ее целую. Если уж нужно так сделать, то пусть будет – но, по крайней мере, так, как это нравится мне. Как мне, а не тем, кто удовлетворяет это требование, целуясь с закрытым ртом, сложив губки бантиком, или, того хуже, в щеку. Возгласы в конце концов прекращается, и, после еще одной шумной овации, все начинают есть. Официанты снуют без устали; люди за столиками кажутся мне веселыми, а выбор блюд – идеальным, учитывая, что некоторые уже все доели. Вина текут рекой, блюдам нет конца, шампанское в избытке. Папа с Кирой кажется счастливым, Фабиола кормит детей с ложечки, Паоло время от времени вытирает рот то тому, то другому, а Фабиола, естественно, его за что-то бранит. За другим столом спокойно едят Паллина и Банни, слушая чей-то рассказ, смеются… Им хорошо. Полло не занимает их мыслей, не мешает им. Дальше расположились парни из «Будокана» – даже они ведут себя хорошо. За одном из столиков, вместе с родственниками, я вижу своих дедушку и бабушку по матери – Винченцо и Элизу. Едят они немного, слушают и время от времени разговаривают с тетей, живущей не в Риме. Я рад, что они пришли, что захотели разделить мое счастье, преодолев досаду, которую могли бы испытать, увидев папу с другой женщиной. Кто знает, как они это пережили, кто знает, как им не хватает их дочери, моей мамы. Я улыбаюсь Джин. Она ест моцареллу, но не успевает донести ее кусочек до рта, как вдруг к ней кто-то подходит о чем-то спросить. Я не делюсь с ней своими мыслями и тоже ем. Мне не хватает мамы. Она была бы красавицей, самой красивой из всех. Она была бы со мной рядом, смеялась бы своим нежнейшим смехом, а потом бы плакала и снова смеялась. Она бы мне сказала: «Ну вот видишь! И как тебе только удается всегда заставлять меня плакать!» Как в детстве, когда мы смотрели фильм вместе, и в конце она расстраивалась, в этом был виноват я. Я съедаю немного макарон. Эти спагетти «на гитаре» очень вкусные, но, хотя порция и маленькая, в горло они не лезут. Мне вспоминается книга, которую я читал, последние страницы романа «Тысяча огней Нью-Йорка». Матери очень плохо, она лежит в больнице. Майкл, брат главного героя, бывает у нее каждый день последней недели, но потом вынужден ненадолго отлучиться. Тогда он просит главного героя подменить его. И именно в то краткое время, когда Майкла нет, мама умирает. Такова уж жизнь – издевательская: иногда она с нами забавляется, иногда она помогает, а иногда она такая злая. Я пытаюсь сглотнуть, но не могу. Прости меня, мама. Как бы я хотел тебя сейчас обнять и крепко прижать к себе, как бы я хотел видеть тебя и твоего Джованни веселыми и счастливыми здесь, за соседним столиком. Как бы я хотел никогда не открывать ту дверь, или, открыв ее, просто уйти, дав вам время рассказать мне вашу историю любви, которая, может, была прекрасной и заслуживала больше времени. Я выпиваю немного белого вина – холодного, даже ледяного. Глотаю его одним махом, допиваю бокал. У меня перехватывает дыхание, но я его восстанавливаю.