Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера  - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Ллойд Уэббер cтр.№ 14

Огромное количество низкопробных радио и телепродюсеров оказались на первом шоу, которое я поставил. Так что впервые они услышали обо мне не как о композиторе, а как о постановщике. Ранее стены Вестминстера не видели ничего подобного, и я был очень город собой.

Даже учителя говорили, что это отличная работа. Я разрекламировал шоу, провел кастинг, нашел техников сцены, осветителя, разобрался с акустической системой, выбрал музыкальное сопровождение и продумал достойную программу из разношерстных попурри-групп, которые варьировались от нервных девочек-подростков до грубых шаек с севера Лондона, с такими странными названиями как Peter and the Wolves, которые мечтали дать жару мальчикам из Мерисайда. Их песни внушали ужас, но их каверы были настоящим школьным роком. Все просмотренные мной серии «Oh Boy!» Джека Гуда наконец нашли свое применение. Тогда я даже решил, что меня позовут ассистентом в какую-нибудь телекомпанию, и я с легкостью покину Вестминстер. Мечтать не вредно.

В КОНЦЕ ЛЕТНЕГО СЕМЕСТРА мы сдавали экзамен на аттестат о полном среднем образовании. Его результаты определяли возможность поступления в университет. У Вестминстера было несколько «льготных» мест в Оксфорде и Кембридже: то есть стипендий и всего-такого, великодушно предоставленного и доступного только для учеников нашей школы. Не знаю, существует ли до сих пор эта чудовищно несправедливая система, но в мое время эти «льготные» места без труда доставались лучшим Вестминстерским дарованиям. Редко, когда выпускники школы сдавали экзамены наряду с со всеми другими претендентами.

Мои результаты приводили в ужас. Я набрал проходные баллы всего лишь по двум предметам: «D» за историю и «E» за английский. Кажется, самые худшие отметки за всю историю школы. Последствия моей композиторской и продюсерской деятельности наконец настигли меня. Вместе со всеми я сидел на экзамене в оксфордском колледже Крайст-Черч, но понимал, что у меня нет шансов поступить. На собеседовании я был как зомби. Излишне говорить, что мне сказали попытать счастье через год. И внезапно это ударило по мне. Все мои друзья уезжали в Оксфорд, а я и дальше оставался запертым в школе, из которой всеми силами пытался вырваться. Казалось, что теперь мои товарищи только и делают, что обсуждают свою жизнь после школы. Поедут ли они вместе в Европу? Что насчет поездки в Нью-Йорк до начала учебного семестра в Оксфорде? Они говорили о Нью-Йорке, родине мюзиклов! И они говорили без меня. Я все упустил, и в этом была лишь моя вина.

Была лишь одна слабая надежда. Я вспомнил, что «общие» экзамены в Оксфорде состоятся через две недели, и у меня все еще был шанс на поступление. Дорогой Джим Вудхаус пожалел меня, и документы для поступления были подписаны и отправлены, правда не без уничижительных взглядов Джима и моего учителя истории Чарльза Кили. Я решил самостоятельно пройти самоубийственный курс по средневековой истории, которую любил, и молился о подходящем экзаменационном вопросе, который помог бы мне героически выкрутиться из незавидного положения.

Семестр приближался к концу, другие мальчики уже фактически были студентами, так что уроки носили скорее символический характер. Я попросил разрешение не ходить на них. Я читал книгу за книгой по двенадцать часов в день, а в оставшееся время я сочинял исторические теории, которые так смехотворно противоречили общепринятому академическому мышлению, что, по крайней мере, могли заинтересовать экзаменатора. Возможно, если бы я подкреплял свои возмутительные идеи фактами, у меня был бы шанс пробиться в хоть какой-нибудь небольшой колледж. Но в итоге все зависело от экзаменационного вопроса и того, смогу ли я перефразировать его на свой лад.

Выбор наиболее предпочитаемого колледжа был еще одним важным делом. В качестве своего номера один я выбрал Колледж Магдалины. Я много знал о его архитектуре, благодаря художнику Холману Ханту, он имел отношение к прерафаэлитам, а его старшим профессором истории был медиевист К. Б. Макфарлейн, чьи книги я читал. Моим вторым номером был Брасенос-колледж, мне нравилось его название.

В СЕРЕДИНЕ НОЯБРЯ я в полном одиночестве сидел на экзамене, как будто я был единственным Вестминстерским школьником, который сдавал «общий» экзамен. Задание было мечтой. Я лил воду о том, что Эдуард II был лучшим королем, чем Эдуард I; что викторианские надстройки улучшили средневековый замок Кардиффе (я могу лично поручиться, что ее Величество Королева не разделяет подобную точку зрения); что Кэбл-колледж, много лет считавшийся викторианским недоразумением из красного кирпича, входит в топ-три лучших оксфордских зданий; что классицист Кристофер Рен советовал завершить строительство башни Вестминстерского Аббатства в готическом стиле (она до сих пор выглядит, как незаконченный уродливый пень), и все в таком духе. Сомневаюсь, что экзаменаторы когда-либо еще видели такой поток запутанного словесного поноса. Но, в любом случае, я сделал все, что смог.

Спустя три дня я получил из Магдалины письмо с приглашением на собеседование. В нем говорилось, что, возможно, мне понадобится пройти два собеседования, и что я должен быть готов переночевать в колледже. Поздним утром я прибыл в домик привратника, который отвел меня в достаточно милую спальню в викторианском стиле и сообщил, что собеседование начнется в три часа. Я не очень хорошо знал Оксфорд, но я успел удостовериться в своей правоте насчет Кэбл-колледжа и, что самое важное, увидеть имя Джина Питни на афише вечернего шоу в оксфордском Новом Театре.

После обеда в компании кучи нервных молодых людей, которые почему-то не рвались поддержать разговор о песне Джина Питни «Town Without Pity», я присоединился к небольшой группе оных, ожидавших интервью рядом с какой-то комнатой отдыха. Присев на стул, я заметил сиамского кота. Или, если быть точным, он заметил меня. Теперь мы оба видели друг друга, и у кота не было сомнений. Громко мурлыкая, он прыгнул ко мне на колени и прислонился к моей руке, как будто вступил в умную беседу. Он периодически терся об меня своей мордочкой, как делают только настоящие сиамские коты. Спустя какое-то время он успокоился и смял мою ногу в Таиланд.

Когда открылась дверь, и кто-то произнес: «Мистер Ллойд Уэббер, проходите, пожалуйста», я разумеется не мог согнать кота. Так что я взял его с собой. Мне предложили сесть, и мой новый лучший друг довольно устроился у меня на коленях. Человеком, рассматривающим меня с другого кона небольшого обеденного стола, был профессор Макфарлейн. Он был окружен несколькими преподавателями, один из которых задал мне каверзный вопрос о нефе Вестминстерского Аббатства, на который, впрочем, я с легкостью ответил. По сей день я являюсь преданным поклонником книг Макфарлейна, и было настоящей радостью отвечать на вопросы этого великого медиевиста. Прошло немного времени, пока он добрался до по-настоящему серьезных вопросов.

«Любите ли вы кошек, мистер Ллойд Уэббер?» – спросил он.

Я не ответил на вопрос, с каких пор, но суть моего ответа заставила его закончить собеседование со словами, что на этом достаточно, и мне не нужно оставаться на ночь для следующего собеседования.

Я был немного встревожен, но в целом думал, что все прошло хорошо. Я попрощался с котом, последовавшим за мной в комнатку, которую мне выделили. Проблемой теперь было то, что мне не нужно было оставаться на второй день, а я хотел посмотреть на Джина Питни. Что, если они планировали поселить в этой комнате бедолагу, которому предстояло пройти через собеседование второй раз? Я решил рискнуть. В тот вечер я впервые услышал песню «I’m Gonna Be Strong».