Право последней ночи - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Ланской cтр.№ 36

— Знаешь, — равнодушно сказала Ольга, — если мы из этого дерьма выберемся, я селедки никогда больше в рот не возьму.

Они выбрались, и жена свое слово сдержала. Никогда с тех пор она не ела не только сельдь, но и вообще рыбу. Но тогда, в девяносто шестом, до исполнения этой клятвы оставалось еще целых три года. У друзей на стихийно организованной вечеринке селедки было предостаточно, как и самодельной водки из разведенного спирта «Роял». Ольга много времени провела в детской, играла с дочерью друзей в дочки-матери и, видимо, в процессе затолкала в свою сумочку пару кукольных стаканчиков.

Они уже тогда подумывали о ребенке, уговаривая друг друга потерпеть, мол, еще рано, надо на ноги встать, да и времена неспокойные. Однако Ольга надолго задерживалась у детских отделов в магазинах, охотно играла с чужими детьми, и в ее глазах в этот момент словно свечи загорались. В тот вечер, изрядно приняв на грудь, они шли домой в почти кромешной тьме, горланили песню из репертуара вечно плачущей Тани Булановой, а потом у автобусной остановки внезапно обнаружили, что сердобольная хозяйка сунула им остатки спирта. Бутылка была плохо завинчена, и содержимое частично пролилось в сумку. Найдя спирт, они так обрадовались, что решили тут же выпить еще, словно алкоголики со стажем.

— А у меня и тара есть! — похвасталась Ольга, вытащив из сумки кукольную посуду. Алексей разлил по чашечкам спирт, супруги чокнулись с громким пластмассовым стуком и выпили, после чего дружно допели припев. Обратную дорогу Ольга висла на нем, еле перебирая ногами, хотя он и сам едва стоял и все хохотал, радуясь, что по пути им не попался ни один милиционер. Хотя откуда тогда было взяться милиционерам в темном городе с разбитыми, как в сериале, фонарями? Только снег падал сверху рваными лоскутами.

Они возвращались домой. Счастливые, молодые, любящие, ничего не зная ни о том ужасе, что им предстоит пережить в дальнейшем, ни об острых, жалящих словах, которыми они будут швырять друг в друга, как ножами. Куда все это ушло?

Или не ушло?

Когда Ольга вылезла из подпола, то ничего не сказала, и Алексею сперва стало немного обидно, а потом он вдруг решил, что это добрый знак. Не закричала же и руки не отдернула, даже не бросила какую-нибудь язвительную фразу вроде: «А вы руки вымыли, кавалер?»

В жестянке, что Ольга вынула из шкафа, были остатки гречки пополам с мышиным дерьмом, и даже с голодухи они не решились ее есть, безжалостно задвинув обратно. Там же нашлись приборы: две вилки, погнутая ложка и нож с открывалкой и штопором. Подозрительно оглядев банки с тушенкой, Алексей выбросил одну, заметно вздутую, и слазил в погреб за другой, пока Ольга вылавливала из банки холодные крепкие грузди, с трудом пролезавшие сквозь горлышко, и складывала в железную миску с облупившейся эмалью. В кастрюльке закипала вода, а на полочке нашлась пачка индийского чая, со слоном, как положено, на вид этой пачке было лет сто.

— Я грибы есть не стану, — сказал Алексей, поставив перед Ольгой вскрытую банку с тушенкой, согретую в печи.

— Чего это?

— Ничего. Не хватало еще ботулизм получить в придачу.

— Ну, сыта сватья, коль гущу не пьет, — философски заметила Ольга, подцепила на вилку груздь и отправила в рот, с наслаждением захрустев им, словно крекером. — Какая вкуснота. Попробуй, Леш.

— Иди в пень, — беззлобно ответил он. — Сказал — не буду. Я вот, тушеночки…

— От нее еще быстрее ботулизм заработаешь. Неизвестно, сколько лет она там лежит.

— Да ла-а-адно… Это наша тушенка, еще советская, из стратегических запасов, не какая-то «мэйд ин чайна». Сто лет пролежит, и ни фига ей не сделается.

— Ну конечно, — саркастически хмыкнула она, но потом стряхнула с вилки недоеденный гриб обратно в миску и ткнула вилкой в его банку с тушенкой.

— Чего это ты? Тут же сплошной ботулизм.

— Помирать, так с музыкой, — пожала плечами Ольга. — Все равно без тебя я отсюда не выйду.

— Как это романтично, — фыркнул он и подвинул банку ближе к ней. Ковыряя плохо разогретое мясо, Ольга равнодушно жевала, поглядывая на стену, где в большой раме находился целый коллаж из старых снимков.

— Интересно, где эти люди? — сказала она. — Кем были? И почему ушли отсюда?

— Оль…

— Да?

Алексей выгреб из банки остатки тушенки, убрал пустую жестянку на пол, поставил следующую и, поковыряв сверху, вдруг храбро спросил:

— Скажи, почему мы разошлись?

Она вздрогнула, как будто он ее ударил, и посмотрела испуганно.

— Что?

— Ты все слышала. Раз уж у нас вечер вопросов, может, ответишь, почему мы разошлись?

Она помолчала, а потом сказала:

— Вода закипела. Давай чаю заварим, что ли?

— Я вижу, что закипела, — рассвирепел Алексей. — И чай заварю, и спирту налью. Ты только скажи: почему мы разошлись? Ну ладно, я медведь неотесанный, но ты-то могла проявить понимание?

— Понимание? — повторила она странным голосом, словно взвешивая это слово на руке, и ее тон взбесил Алексея еще больше.

— Оля! Ради бога! Ты ведь не одна ребенка потеряла! Почему ты не хочешь подумать за столько лет о том, что это и мой сын умер? Не только твой! И мне тоже было больно! Мне тоже было страшно! Думаешь, легко возвращаться домой и знать, что он уже не выбежит тебе навстречу?

Ольга не отвечала так долго, что Алексей потерял терпение. Пнув подкатившуюся под ноги банку из-под тушенки, он встал, отошел к печке и начал сыпать прямо в бурлящий кипяток заварку, глядя, как коричневые островки тонут, оставляя за собой буроватые разводы, окрашивая воду в темное.

— Я понимаю, Леш, — тихо сказала Ольга, и по голосу он понял, что бывшая жена плачет, но повернуться не смог, потому что плакал сам, беззвучно скривившись над пылающей плитой. — Я и тогда это понимала, когда ты не приходил ночевать, когда пил, а потом засиживался на работе допоздна. Но понять и принять — разные вещи. Слишком мне было плохо, чтобы жалеть кого-то еще.

— Ты считаешь, я виноват? — глухо простонал он.

Ольга покачала головой, и Алексей уловил это движение по тени от керосинки, мечущейся на стене, как летучая мышь.

— Не думаю. И никогда не думала. Ты правильно тогда сказал: так случилось. И ничего с этим не поделать.

— Почему тогда ты сказала…

— Потому что одного виноватого мне было мало, — просто призналась Ольга. — И давай не будем больше об этом сейчас? Поздно уже, я устала и хочу прилечь.

Чай, сдобренный твердым желтым медом, пили в молчании, стараясь не глядеть друг на друга, а потом Алексей открыл бутылку со спиртом, понюхал и, одобрительно крякнув, плеснул в кружки.

— Разбавить?

— Не надо, — слабо улыбнулась Ольга. — Хочу отрубиться. Завтра будет легче.

— Надеюсь, — вздохнул он и протянул ей свою кружку. — Ну, будем здравы, Ольга Анатольевна? А потом спать.