Когда часы пробили десять, все трое забрались в карету и отправились на Всемирную выставку. Марсово поле было забито людьми. Эйфелева башня светилась яркими огнями, а в небе блестели фейерверки. Зофья пробиралась через толпу, чувствуя, как внутри нее поднимается паника. Люди сжимали ее со всех сторон, и она даже не могла разглядеть дорогу.
– Разойдитесь! – кричал Гипнос и тыкал людей своей тростью.
Энрике выглядел испуганным и прикрывал лицо рукой.
Наконец, Гипнос вздохнул.
– Да будет так, – сказал он, откручивая набалдашник трости. – Мои дорогие, закройте ваши рты и носы.
Зофья ничего не увидела, но почувствовала, как ее кожи коснулась легкая дымка. Один за другим люди морщили носы и отходили от Гипноса, расчищая путь до выставки. Когда они наконец добрались до павильона, Гипнос закрутил набалдашник трости и улыбнулся.
– Я нанял мастера Творения со способностями разума, чтобы он создал для меня человекоотталкиватель. К сожалению, его эффект длится не дольше минуты, но, как элемент трости, он работает просто отлично.
Энрике почувствовал легкий укол зависти.
– А моя трость загорается ослепляющим светом.
Зофья почувствовала гордость, ведь это она сделала трость для Энрике. Гипнос задрал подбородок.
– А моя трость…
Зофья не стала обращать внимание на его слова. Ей было неинтересно слушать, как два парня хвастаются тростями.
В конце улицы, заставленной сувенирными палатками и небольшими отчаянно завлекающими посетителей кафе, виднелась металлическая арка Машинной Галереи. Ее экспонаты должны были привести человечество в новый век прогресса. Рядом с Галереей находилась Выставка Колониального Язычества. Еще с утра Гипнос отправил своих стражников охранять вход, и теперь они расступились, пропуская их вперед. В это ночное время большинство туристов уже покинуло павильоны выставки, чтобы посмотреть салют.
Как и прежде, внутри стояли ряды витрин, освещенные лампами. На каждой витрине была объясняющая подпись и название страны, из которой прибыл артефакт. Зофья достала из сумочки мнемо-жучок.
Стена, в которой был скрыт тескат, возвышалась над Зофьей. При росте в метр пятьдесят она никогда не чувствовала себя маленькой, но сейчас будто сжалась. Зофья видела голограмму, спрятанную в костяных часах. Костяной зал, с большим напольным узором, напоминавшим логарифмическую спираль. Проходы, выстроенные из черепов.
В большинстве случаев она не принимала участия в кражах, а ждала всех в условленном месте, вмешиваясь лишь при необходимости. Она никогда не была на передовой линии и не руководила процессом. Зофья тяжело сглотнула, стараясь не обращать внимания на дурное предчувствие. Все изменилось. Тристан нуждался в ней, и она его не подведет.
Серебряная ткань, которую девушка изготавливала несколько часов, выскользнула из ее рук и упала на пол. Зофья собралась с мыслями, посмотрев на рукава своего платья и сосчитав все стежки. С двух противоположных сторон к стене подкрались Гипнос и Энрике.
Зофья притворилась, что рассматривает один из артефактов на подсвеченной витрине. Затем она тихо прошептала:
– Вперед.
Гипнос и Энрике схватились за края ткани, растягивая ее по всей длине стены. Сама по себе ткань была устойчива к любым повреждениям, но ее все еще можно было оторвать от стены, поэтому она добавила в волокна сотворенный клей. Даже если кто-то окажется в павильоне после их ухода, он не сможет снять ткань с этой стороны стены.
Гипнос и Энрике одновременно стукнули каблуками. В их подошвах были спрятаны сотворенные ходули, которые мгновенно подняли их под потолок. Серебряная ткань вытянулась вверх, как перевернутый водопад, и накрыла всю стену от пола до потолка.
Когда с этим было покончено, Зофья достала мнемо-жучок. Она потерла маленькую кнопку на его правом крыле и почувствовала жужжащую вибрацию. Внешний механизм жучка требовал навыков, связанных со способностью материи, но внутренний механизм работал за счет разума. Устройство было соединено с ее мозгом и могло запоминать, и воспроизводить все, что она видела своими глазами.
– Что мне сделать, милая? – спросил Гипнос. – Спеть? Станцевать?
– Почему я должен быть на виду у мнемо-жучка? – жалобно спросил Энрике. – Можно я отойду в сторону?
– Что бы сделал Северин?
– Наверное, выглядел бы привлекательно и загадочно, задумчиво уставившись в одну точку.
– И жевал бы гвоздику, – добавила Зофья.
Энрике усмехнулся.
– Точно.
– Сейчас? – спросил Гипнос.
– Еще нет, – сказала Зофья.
Они должны были дождаться определенного времени, иначе Северина и Лайлу могли раскрыть.
В этот момент стрелки часов остановились на одиннадцати.
Зофья настроила линзы на мнемо-жучке и сказала:
– Начинайте притворяться.
25
Лайла
Один час до полуночи
Ноги Лайлы скользили по гладкому полу катакомб. Ее пульс сбился и отдавался в ушах. Впереди виднелась высокая и крепкая фигура Северина. Она медленно пыталась нащупать дорогу в темноте, не решаясь дотрагиваться до костяных стен.
Она никогда не пробовала читать череп. В Индии мертвых обычно кремировали. Согласно легендам тот, кто не был захоронен по всем правилам, становился существом, называвшимся «бхут» – привидением. Она знала, что не может читать живых, и не хотела испытывать мертвых.
Потолок покрывала круглая резьба, отбрасывающая на пол зеленый свет. Лайла вздрогнула, вспомнив предупреждение над входом в катакомбы.
Arrête! C’est ici l’empire de la mort.
Остановись! Это царство смерти.
Она не хотела находиться в этом месте, и даже от здешнего воздуха ей становилось дурно. Он был неподвижным и холодным, как в гробнице. С каждым вдохом он замораживал ее горло. Лайла завернула за угол, и от вида детского черепа ее чуть не стошнило. Все вокруг напоминало о цене жизни, и она невольно задумывалась о цене своего собственного существования. Не это ли использовал колдун, создавая ее тело?
– Здесь, – прошептал Северин.
Лайла осторожно шагнула к нему. Чем ближе она подходила, тем больше ее терзали тревожные мысли. Когда костяные часы открыли им тайное место Падшего Дома, они дали не только изображение, но и знания. Лайла встряхнула головой. Ей не нравилось ощущение того, что в ее мыслях словно поселился паразит.
Она посмотрела, куда указывал Северин, и подумала, что они ошиблись. Перед ними была еще одна стена из костей с аркой, над которой ухмылялись черепа. Сквозь их пустые глазницы пробивался тусклый свет. Северин положил ладонь на костяную стену, и у Лайлы перехватило дыхание. Его рука исчезла в стене по локоть.