– Ты просил найти что-нибудь о символе в виде медоносной пчелы, но, похоже, ничего особенного в нем нет. Пчелы появлялись в мифологии разных стран как символ предзнаменования или в качестве психопомп – созданий, ответственных за сопровождение душ умерших в иной мир. Во Франции изображение пчел чаще всего связывают с Наполеоном Бонапартом: их можно найти на его гербе. Возможно, таким образом он пытался быть ближе к древнему роду франкских королей – Меровингам.
Северин достал свою коробочку с гвоздикой.
– Это все?
– Это все, – сказал Энрике. – И мы не можем вернуться на выставку и осмотреть павильон, в котором на нас напали: там полно полицейских. Я не знаю, действительно ли кто-то следит за нами… Но кулон в виде пчелы – просто украшение. Может быть, его семья имеет какое-то отношение к Бонапарту.
– Может быть.
Энрике внимательно посмотрел на Северина.
– Ты что-то от меня скрываешь?
Северин только отмахнулся.
– Нет, нет. Спасибо за проделанную работу. Продолжай искать информацию – все, что сможешь откопать.
Энрике кивнул и, вставая с кресла, обратил внимание на костяные часы. Они, скорее всего, принадлежали Падшему Дому.
– Они новые? – спросил Энрике.
– Старые.
– Отметки на них довольно… своеобразные. И почему кто-то решил отлить из чистого золота форму человеческих костей? Довольно мрачное дизайнерское решение. А это шестиконечная звезда? Эти часы выглядят так, словно…
– Так и есть.
Глаза Энрике расширились от удивления.
– Это реликвия Падшего Дома? Зачем она тебе?
– В качестве напоминания.
– Ты же не… В смысле… Ты же не планируешь…
– Я не собираюсь повторять судьбу Падшего Дома, – сказал Северин. – Мне нужен только Глаз Гора. Я не планирую собрать все Вавилонские Фрагменты и добраться до небес, или что там пытался сделать Падший Дом.
– Интересно, зачем им это все? – тихо спросил Энрике, не сводя глаз с часов.
– Думаю, они считали это своим священным долгом. Правда, гоняясь за высшим предназначением, они оставили за собой гору трупов. По крайней мере, мне так говорили. Кто знает. Кому какая разница. Падший Дом пал, и эти костяные часы – напоминание об их бесславном конце.
– Ты такой веселый парень, Северин.
– Стараюсь.
Энрике посмотрел на часы с тоской в глазах. Он всегда делал такое лицо, когда отчаянно хотел что-нибудь изучить. Северин вздохнул.
– После того как мы добудем Глаз Гора, ты сможешь их осмотреть…
– Мое! Ура! Я выиграл! – Энрике исполнил маленький победный танец, но быстро взял себя в руки и одернул пиджак. – Встретимся наверху?
– Да. Собери всех остальных, я хочу еще раз осмотреть план Лунного Замка. Гипнос тоже будет присутствовать на собрании: он привезет приглашения.
Щеки Энрике тронул румянец.
– В последнее время он слишком часто заглядывает в «Эдем», не правда ли? Ну, наверное, так и должно быть.
Патриарх Дома Никс действительно часто заглядывал в отель, но всегда под прикрытием. Ордену бы не понравилось, что он с кем-то общается, особенно это касалось компании ребят. Северину хотелось, чтобы его друзья невзлюбили Гипноса так же сильно, как и он сам, но все отнеслись к нему на удивление спокойно. Ну, почти все. Тристан отказывался разговаривать с юным патриархом. Кто-то даже разыграл Гипноса, спрятав его обувь, но никто так и не признался. Гипнос ни капли не обиделся, а лишь хлопнул в ладоши и воскликнул:
– Ах! Розыгрыш! Это так по-дружески!
Но это вовсе не было «по-дружески».
И все же Гипнос был непоколебим.
– Я думаю, в первую очередь его привлекает наша знаменитая кухня.
Энрике засмеялся.
– Скорее всего.
Северин положил в рот бутон гвоздики. Когда Энрике ушел, он открыл ящик стола и достал оттуда папку, которую украл из офиса коронера.
Энрике был прав, Северин действительно кое-что от него скрыл. Посыльный Дома Ко́ры был мертв.
Его нашли в борделе с перерезанным горлом; все его вещи, за исключением каталожной монеты, пропали. Оставалось неясным, была ли монета оставлена у посыльного случайно или намеренно. Северин помнил, как они с Тристаном допрашивали этого юношу. Тогда монета была у посыльного во рту, под языком, будто драхма, предназначенная для перевозчика душ. Когда коронер осматривал его мертвое тело и заглянул бедолаге в рот, он нашел под языком совсем другой предмет.
Золотую пчелу.
Все собрались в астрономической комнате.
Тристан ходил из угла в угол, не переставая вертеть в руках маргаритку с золотыми лепестками. Насколько Северин помнил, именно эти цветы были прототипом для летней выставки под названием «Прикосновение Мидаса». Зофья сидела, поджав ноги, со спичкой во рту. Ее рабочий халат покрывали серые пепельные разводы. Энрике склонился над книгой, а Лайла лежала на своей кушетке. Ее волосы были собраны в элегантную прическу, а жемчужное ожерелье отлично дополняло светло-серое платье девушки. Она лениво вертела в руке предмет, похожий на черную веревку. Северин присмотрелся и понял, что это не веревка, а шнурок от ботинка. Нельзя сказать, что он уделял особое внимание ботинкам Гипноса, но у него не было сомнений в том, что шнурок принадлежал именно ему. Лайла поймала взгляд Северина и заговорщицки улыбнулась: она читала вещь Гипноса. Северин улыбнулся в ответ.
– Где Гипнос? – спросил он, оглядывая комнату.
– Кто знает, – нахмурился Тристан. – Нам обязательно его ждать?
– Учитывая, что у него наши приглашения – да. Это – последняя часть плана.
В этот момент дверь в астрономическую комнату распахнулась, и внутрь вошел Гипнос. Он был одет в темно-зеленый костюм и ботинки, украшенные изумрудами.
– Я принес подарки! – объявил он.
Энрике не стал отрываться от книги.
– Timeo Danaos et dona ferentes.
Все присутствующие вопросительно уставились на него.
– Что? – спросила Зофья.
– Это из «Энеиды», – пояснил Энрике. – «Бойтесь данайцев, дары приносящих».
– Но я не данаец.
– Да, но принцип тот же самый.
Губы Гипноса тронула легкая улыбка.
– Это наши приглашения? – спросила Лайла, глядя на стопку золотых карточек в его руках.
Гипнос разложил приглашения на кофейном столике.
– По одному для каждого из вас, кроме Тристана: ведь он и так будет работать над ландшафтным дизайном сада Лунного Замка. Вы прибудете в пятницу, как раз к полночному пиру, а уедете в субботу, тоже в полночь. К воскресенью в замке должны остаться только члены Ордена.