— Родители?
— У меня непростая семья, и отношения у нас сложные.
— Женат?
— Нет.
— Ну, хотя бы в чем-то ты меня не обманул, — пробормотала я.
— Я помолвлен.
— Ты шутишь?!
— С семнадцати лет, — добавил он. — Мне жаль.
— О чем именно ты сожалеешь? Тебе жаль, что ты солгал? Или жаль, что из-за тебя я получила темную руну? — Мне с трудом удавалось перебороть гневные слезы. — Проклятье, я тебе верила и теперь чувствую себя обманутой!
— Все верно, Лера. Ты имеешь право злиться, — вздохнул он.
Хотелось задеть его, сказать какую-нибудь гадость, может быть, даже оскорбить, чтобы он тоже почувствовал себя оплеванным, но мне было неведомо, какие слова ранили почти незнакомого человека.
— Знаешь, Кайден, а давай ты не будешь называть меня по имени? — выпалила я, не придумав ничего поумнее. — У меня мурашки начинают бегать, когда ты вот так запросто его произносишь.
— Как пожелаешь.
Он не проронил ни слова, пока мы петляли по лесной погруженной в кромешную темень дороге. Нас заметно мотало, скрипели рессоры экипажа, доносились сдавленные проклятья кучера. Когда мы добрались до храма, стоявшего на холме мрачной гладкой башней с маковкой купола, то небо стало бледнеть, и на горизонте появилась светлая полоска.
В Тевете молельни строили вокруг Древа Жизни, как правило, взращенного до гигантских размеров разлапистого дуба. На ветви прихожане повязывали разноцветные ленты, жгли записки с воззванием к сомну Светлых духов, зажигали курильные палочки, а на праздники взрывали петарды.
Абрисский храм изнутри выглядел еще мрачнее, чем снаружи. Гладкие стены испещряли выжженные черные знаки, вероятно, когда-то светившиеся от магии храмовника, а посреди зала темной громадой застыл каменный жертвенник. На входе Кайден опустил пальцы в наполненную водой чашу и, что-то пробормотав, прижал их к губам.
Он без труда выбрал нужную руну из огромного количества магических литер, нанесенных на стены. Вокруг жертвенного алтаря скользнул стремительный огонек, зажегший ворота. Круг засветился, развеяв предрассветный полумрак гулкого храма, и вокруг вспыхнули колдовские письмена, похожие на созвездия. Не произнося ни слова, я переступила через границу. За чертой воздух казался теплее, чем в выстуженном святилище.
— Я перемещу тебя поближе к дому, — заранее успокоил меня Кайден.
— Хорошо, — коротко отозвалась я, старательно избегая встречаться с ним взглядом.
Он кивнул, отошел от ворот на шаг. Вспыхнули символы, закрутились, замельтешили, от них разлетались красноватые магические разряды. Резкий ветер, взбунтовавшийся в храме, поднял пыль и мусор. Он трепал пальто Кайдена, ерошил темные волосы. Пространство стало кривиться, лицо ведьмака словно оказалось за плохо отлитым стеклом. Мысль, что я запомню его вот таким, с перекошенной физиономией и растянутой, точно неровная тень фигурой, отчего-то неприятно уколола внутри… И тут все закончилось.
Я уже приготовилась к знакомому неприятному ощущению свободного падения, но ворота потухли, и у меня перед глазами заплясали радужные круги. В храме стало очень тихо, снова нахлынули предрассветные сумерки.
— Что случилось? — Кайден выглядел удивленным не меньше моего.
Он прикоснулся к руне, полумрак разрезала красноватая вспышка, и стены снова зажглись колдовскими письменами, но круг на каменном полу оставался безжизненным.
? Похоже, тебя что-то не отпускает? — последовало предположение.
? Не отпускает? — от паники у меня сжалось горло, но внезапно блеснула догадка: — ? Мои часы!
Когда я нащупала артефакт в кармане пальто, то оказалось, что корпус практически раскалился и чувствительно кусал руку. Магическая жилка билась, как обезумевшая.
? Если проблема в часах, то в них надо потушить магический свет? — вынужденно призналась я.
? Чем мне тебе помочь? — уточнил Кайден.
? Помоги тем, что выйдешь.
? Как скажешь. — Он не стал спорить или проявлять любопытство, действительно вышел из храма, оставив меня наедине с испорченным артефактом, холодом и бледнеющей темнотой.
Когда тяжелая дверь закрылась, то я вытянула раскрытую ладонь. Часы медленно поднимались в воздух, зависли. Раздался щелчок. Часовой механизм резко разлетелся на части и замер. Шестеренки, колесики, перламутровый циферблат, золотой корпус-артефакт точно лежал передо мной, похожий на разобранную по кусочкам мозаику, и в центре отбивала магический пульс искра Истинного света, ослепительная крошечная капля, залившая ярким сиянием заброшенное святилище. Внутри сердечка сокращался комок черной магии, принадлежавшей Абрису и не пускавшее меня домой. Без колебаний я протянула руку и сжала искру в кулаке. Из-под пальцев вырвались острые лучи. Свет потух. В воздухе остался висеть разложенный на части, обездушенный механизм.
Забирать с собой омертвелый артефакт я не собиралась, но и оставлять в параллельном мире не решилась. От моей ладони заструилось тусклое свечение, и шестеренки принялись сворачиваться трубочками. Закрутился винтом корпус, раскрошился перламутровый циферблат. Рука опустилась, и искореженные части со звоном осыпались на пол.
Я хотела позвать Кайдена, но когда повернулась к двери, то обнаружила его, стоящим на пороге.
? Ты светилась, — не сводя с меня пристального взгляда, произнес он в неземной тишине. И, кажется, сказал негромко, но в гулком храме звук утраивал силу.
? Знаю.
? Никогда больше не делай этого в Абрисе. Здесь опасно демонстрировать Истинный свет.
? Не думаю, что когда-нибудь вернусь, — отозвалась я, возвращаясь в круг.
Все повторилось заново. Ворота ожили, вспыхнули знаки. Прежде чем распрощаться с ним навсегда, позволила себе последний короткий взгляд. Он был хорош, проклятый. Взрослый, привлекательный мужчина, совершенно мне не подходящий. И почему даже сейчас он казался мне как лакомый кусок именинного пирога?
? Прощай, Кайден.
? Прощай, Лера.
? Давай больше никогда не встречаться.
Мгновением позже его фигура размазалась, а я ухнула в бездонную пропасть, возвращаясь в Тевет.
Скольжение закончилось, под ногами, наконец, появилась опора. Однако голова закружилась, словно у юнги, только-только вышедшего на берег после длительно плавания. Комната, похожая на забитый старой мебелью чердак, крутанулась перед глазами, и я рухнула на грязный деревянный пол. Прижимаясь горячей щекой к холодным доскам, уставилась на толстый слой пыли под диваном, накрытым пыльным чехлом.
В голове молоточком стучала неприятная мысль, что надо было вставать и уносить ноги, пока меня никто не обнаружил и не вызывал стражей, но ноги-то меня как раз не слушались. Да что там ноги, тело точно налилось свинцом, не хватало сил даже мизинцем пошевелить. Когда голова, наконец, прояснилась, то на чердак проникали первые солнечные лучи. В их прозрачно-желтоватом свете плавала пыль. На улице заливались веселым щебетом птицы.