100 рассказов из истории медицины  - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Шифрин cтр.№ 78

Потом из столицы прибыли две комиссии, с которыми доктору пришлось объясняться. Одна сенатская, другая общественная, во главе с еще никому не известным адвокатом Александром Керенским. Так началась политическая карьера будущего главы Временного правительства. И с ним связана какая-то тайна, из-за которой имя Короткова замалчивалось до самой смерти Сталина.

С точки зрения советской власти биография доктора безупречна. Он прекратил отношения с «Лензолотом» и вернулся в Петербург. После революции не уехал ни к белым, ни за границу. Лечил раненых красноармейцев. При военном коммунизме недоедал, как все. Из-за истощения вернулся туберкулез, и в 1920 г. Николай Сергеевич умер от легочного кровотечения.

Его сын стал врачом, но странное дело: в мединституте его учили замерять давление, ни словом не обмолвившись, что первым это сделал его отец. После войны, когда советская пропаганда трубила, будто все на свете изобрели русские и вообще «Россия – родина слонов», никто не заикнулся о человеке, чье открытие по всему миру называют «Korotkoff sounds» (носители английского языка произносят эту фамилию с ударением на втором слоге). Только во время оттепели ученики Фёдорова вспомнили русского хирурга, без которого не было бы современного тонометра.

По неизвестным причинам Елена Алексеевна, дожившая до блокады, не сохранила ни одной фотографии любимого мужа. И сын его, спортивный врач Сергей Николаевич Коротков, вновь увидел фото своего отца только в 1970 г.

3 ноября 1906 г. на съезде психиатров Юго-Западной Германии невропатолог Алоис Альцгеймер объявил, что существует особая «болезнь забвения», вызывающая гибель серых клеток мозга.

В юности, оканчивая медицинский факультет в Вюрцбурге, Альцгеймер не знал, какую специальность выбрать. Его больше всего увлекала работа с микроскопом, но вакансий такого рода в 1888 г. не было, и Алоис ухватился за первое же предложение – стать личным психиатром богатой душевнобольной дамы. Не прошло и полгода, как он понял, что психиатрия и есть его настоящее призвание. Альцгеймер поступил во франкфуртский Муниципальный институт душевнобольных и эпилептиков, который за специфическую архитектуру здания прозвали «Ирреншлосс» («замок безумцев»). Там он снискал славу искусного диагноста. Одного разговора с незнакомым больным ему обычно хватало для того, чтобы определить патологию, подчас очень редкую. В «замке безумцев» 25 ноября 1901 г. он обследовал пациентку по имени Августа Детер. Муж сдал ее в психиатрическую лечебницу, промучившись с ней целый год. Она стала патологически ревнива, не могла выполнять работу по дому и приставала к соседям с нелепыми разговорами. Альцгеймера удивило, что в 51 год она вела себя как выжившие из ума старики.

Сохранилась запись их исторического разговора:

– Что вы едите? [Дело было за обедом.]

– Шпинат. [В этот момент она ела свинину с цветной капустой.]

– А что вы жуете прямо сейчас?

– Сначала картошку, теперь хрен.

– Напишите «пять».

Августа пишет «Eine Frau» [ «женщина»].

– Напишите «восемь».

Августа пишет «Августа».

Вскоре Альцгеймеру предложили возглавить лабораторию в Мюнхенском университете и он оставил «Ирреншлосс». На прощание он попросил своих друзей прислать ему историю болезни и мозг Августы, когда она умрет. В том, что ждать недолго, сомнений у него не было.

Действительно, весной 1906 г. Августа скончалась. Ее мозг имел удивительные признаки деградации, каких Альцгеймер прежде не видал. Особенно впечатляли бляшки, позже получившие название «сенильных».

На съезде в Тюбингене 3 ноября Альцгеймер рассказал про эти «милиарные фокусы», как он называл бляшки. И сделал важнейшее предсказание: многие психические болезни будут диагностировать по характерным для них патологическим образованиям в мозгу. Микроскоп еще не раз послужит психиатрии! Это пророчество собравшихся психиатров не впечатлило. Вопросов оратору не задавали. Его выступление упомянула только одна газета – местная хроника – единственной фразой: «Доктор Альцгеймер из Мюнхена доложил об особенном болезненном процессе, который за четыре с половиной года вызывает существенные потери нейронов».