100 рассказов из истории медицины  - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Шифрин cтр.№ 40

На физико-математическом отделении Московского университета гербарии студента Федченко отмечали как лучшие, а основатель российской зоологии Анатолий Богданов (1834–1896) пригласил Алексея в свой кружок. Там Федченко познакомился с будущей женой Ольгой Александровной, дочерью профессора Армфельдта. В ней он обрел «второго Григория» – спонсора своих занятий. На момент их встречи Ольга была еще институткой. Увлекалась ботаникой и – в духе того времени – старалась доказать, что женщина способна работать в науке наравне с мужчиной (что ей впоследствии блестяще удалось). Среди студентов богдановского кружка она выбрала Федченко: он был самым сильным, красивым и талантливым и тоже ничем, кроме наук, не интересовался. По окончании курса университет мог предложить Алексею только одну работу с казенной квартирой, а именно должность студенческого инспектора. Формально надо было составлять расписание занятий и следить за соблюдением правил, а фактически – отлавливать пьяных студентов на Патриарших прудах и отчислять особо буйных. Женившись на богатой девушке, Федченко смог бросить эту работу и отправиться с Ольгой на стажировку в Европу.

Он имел задание от Общества любителей естествознания при университете – подготовить экспедицию в только что завоеванную Среднюю Азию. Послать могли только двоих (Алексея с женой) и препаратора, а заниматься надо было всеми науками сразу: собрать гербарий, коллекцию насекомых, образцы костюмов, оружия, произведений ремесла; и самое главное – изучить географию почти неведомой страны.

Федченко готовился к экспедиции у немецкого зоолога Рудольфа Лейкарта (1822–1898), который разгадал жизненный цикл трихинеллы, обезопасив любителей ветчины. Лейкарт – отец учения о промежуточных хозяевах паразитов человека. Он предполагал наличие такого хозяина и у ришты и предложил Федченко поискать его. С этой находки началась тропическая медицина, как сказал Рональд Росс, открывший роль комаров в распространении малярии.

Зима 1868–1869 гг. была суровой: до Ташкента ехали на санях. Там в гостинице супруги Федченко совершили неприятное для себя открытие: русские уже завезли в Среднюю Азию постельного клопа, которого доселе этот край не знал. Зато из Туркестана они увозили с собой малярию. Этой болезни предстояло сыграть роль в истории ришты.

Очагами дракункулеза в Средней Азии были Бухара и Джизак. Когда Федченко прибыл в Самарканд, в госпитале еще лежали русские солдаты, раненные при обороне города, которую изобразил Верещагин на картине «У крепостной стены. “Пусть войдут”». Некоторые из этих солдат страдали и от ришты. Недостатка в материале не было. Алексей просил докторов собирать для него личинки паразита. Пока он отлучался в Каттакурган, военный врач напустил в его аквариум толпы личинок, но вода за несколько дней протухла. Федченко разбавил ее ключевой, и личинки сразу погибли. Так стало ясно, что жить они могут лишь в прогретой солнцем стоячей воде.

Следующих личинок Алексей Павлович поместил в аквариум с прудовой водой, где оказались рачки-циклопы. Разглядывая их в сильную лупу, Федченко заметил внутри циклопов личинки ришты, которые неплохо себя чувствовали. Произошло это 17 июля 1869 г. Немедленно сообщили генерал-губернатору Туркестана Константину фон Кауфману (1818–1882), что риштой заражаются при питье, глотая циклопов с личинками. Видимо, желудочный сок растворяет панцири рачков, паразиты высвобождаются, а дальше, как трихинеллы, проходят через стенку кишечника и ищут себе удобное место. Чтобы не заболеть, нужно либо пить проточную воду, где личинки не выживают, либо отфильтровывать рачков. Это немедленно довели до сведения всех командиров русских войск в Туркестане.

Через три года Федченко погиб от высотной болезни, тренируясь в горных восхождениях на Монблане. Он похоронен в Шамони, французском городе у подножия Монблана. На кладбище есть памятная табличка от альпинистов Узбекистана, но ни слова от тропических врачей и жителей десятков стран, которые благодаря Федченко избавлены от паразита. Покидая Среднюю Азию навсегда, Алексей Петрович написал о риште популярную статью для ташкентской газеты. Ее тут же перевели на узбекский и распространили в Джизаке и Бухаре, где находились главные рассадники гельминтов. И – ничего. Местное население совет «завоевателя» не пить из прудов игнорировало.

Ключ к сердцам бухарцев подобрал другой военный врач, который прибыл в Среднюю Азию уже с Красной армией, – Леонид Михайлович Исаев. Он тоже сын разорившегося купца. Но порядки в семье Исаевых были иные. Когда отец умер, дети обрадовались: «пороть не станет». Исаевы – старообрядцы, народ строгий. И бережливый. Сдавая единственную свободную комнату, вдова сумела дать детям высшее образование.

Леонид поступил в Императорскую военно-медицинскую академию в Санкт-Петербурге. Уважающий себя студент академии должен был посещать императорские театры. По уставу в театр можно являться только в мундире и при шашке. За этим следил дежуривший у парадного подъезда инспектор (та же должность, что у Федченко), вредный как змей. Исаеву не на что было купить мундир и шашку. Одолжив их пару раз у товарищей, он решил проблему иначе: поступил статистом сразу в Александринку и Мариинку. Как участник мимического ансамбля попадал в театр со служебного входа, минуя инспектора.

Товарищам, строгой матери и даже себе Исаев объяснял, что это такая подработка, для поддержания штанов. На самом деле то была безответная любовь. Поручик медицинской службы Исаев выучил репертуар обоих театров, на всю жизнь запомнил декорации и световую программу каждого спектакля. Он обожал фотографироваться и спорить, находя в дискуссиях некое драматическое начало. Но если и была у него мысль бросить армию с медициной к черту и стать актером, он гнал ее как «несерьезную».

И все-таки Исаев обрел свою сцену. В бараке – даже не в холерном, в чумном. В 1911 г. во время эпидемии легочной чумы в Харбине он сумел какой-то пантомимой убедить не понимающих русского китайских кули не разбегаться из карантина. С тех пор лабораторная работа наводила на него тоску. Исаева влекли неведомые люди, которым он силой своего таланта будет что-то объяснять и добьется того, чего не сумеют другие врачи.

И потому он поступил ассистентом в Тропический институт, откуда в 1922 г. вызвался ехать в Бухару избавлять город от эпидемии малярии. Без хинина, которого все равно не было. Исаев предложил засыпать болота вокруг Бухары, откуда летели разносчики малярии анофелесы. Остальные военные врачи сочли это утопией и засадили пришельца на две недели под арест. Выгнать его было нельзя, потому что медики сами болели поголовно и каждый врач был на счету.

Исаев нашел, чем зацепить бухарские власти, которые вечно ссылались на отсутствие средств. Бухарцы чадолюбивы. Обследуя больных малярией детей, Леонид Михайлович отобрал 40 самых истощенных мальчиков. По десятку каждой национальности – узбеков, таджиков, евреев, русских. И устроил в постпредстве РСФСР физкультурный парад детей-маляриков. Зрелище было такое, что власти разрешили Исаеву делать что угодно, только бы денег не просил. Леонид Михайлович пошел на улицы. Развешивая плакаты с изображением анофелеса, он устраивал представления – изображал больного в припадке малярии, а потом указывал на ров у городской стены: засыпь его, и спасешься. Сначала бухарцы воспринимали это как развлечение, но со временем до них дошло. Устроили хашар – работу «всем миром», и в 1923 г. малярии в Бухаре не стало.