Небо принадлежит нам - читать онлайн книгу. Автор: Люк Оллнатт cтр.№ 43

Тут я вспомнил про Нева. Как там звали его сынишку? Покопавшись в почте, я нашел сообщение, полученное несколько месяцев назад. Точно, Джош. У него была глиобластома, от которой его излечили в той пражской клинике.

Я пробежал письмо глазами и начал искать в Интернете клинику, которую Нев мне советовал. Официальный сайт клиники оказался скромным и понятным, и я принялся изучать раздел, где говорилось о запатентованном методе лечения, основанном на иммунной биотехнологии. Суть заключалась в том, что у пациентов брали кровь, восстанавливали с помощью вакцины Т-клетки, а обновленную кровь вновь вводили пациентам. Сам доктор называл этот метод «простым, как все гениальное» – усилить естественную защитную систему организма, вместо того чтобы разрушать ее посредством химиотерапии.

Были здесь и видеоинтервью с пациентами, проходившими лечение в клинике. Некая Кирсти, двадцатитрехлетняя девушка, поступила с раком поджелудочной железы. Сначала это изможденное существо с ввалившимися щеками, шарфом на голове и шелушащейся сыпью, покрывающей лицо и шею. Зловещий голос за кадром сообщает, что у Кирсти четвертая стадия рака, и, по мнению врачей, жить ей осталось от силы полгода.

Вот нам снова показывают Кирсти: на голове у нее коротенькая поросль светлых волос, она сидит в постели и разговаривает по скайпу с отцом. «Хорошие новости, папа, – говорит она дрожащим голосом, и ее глаза наполняются слезами. – Это лечение работает, – продолжает она, едва сдерживая подступающие к горлу рыдания, – я выздоравливаю, папа». На следующих кадрах Кирсти весело кружится на карусели с карапузом лет двух-трех, а в стороне мы видим ее мужа, который качает колыбель с младенцем.

Я включил еще один видеоролик. Главная героиня – мать мальчика по имени Эш, у которого обнаружили опухоль мозга в запущенном состоянии. Действие происходит в Америке. Перед зрителем предстает бледно освещенная комната из пятидесятых, идеально чистая, но явно нежилая. Я уже подумал, что мальчик умер. Но вот освещение меняется, проступают яркие краски, мы видим мать Эша, но это совсем другая женщина, помолодевшая и счастливая, словно в рекламе «до и после». А вот и сам Эш – пышущий здоровьем, повзрослевший Эш, которому нет никакого дела до того, что его снимают на камеру, потому что у него куча мальчишеских дел – побегать наперегонки с друзьями, залезть на дерево-другое…

Чересчур радужно, чтобы быть правдой. Должен быть какой-то подвох, что-то такое, что с первого раза не бросается в глаза.

Мы уже давно перестали отвечать на нескончаемые телефонные звонки, письма и сообщения в «Фейсбуке». Каждый, кто узнавал о болезни Джека, считал нужным объявиться и выразить сочувствие. От желающих «заскочить всего на пять минут», чтобы нас проведать, не было отбоя.

Анна предложила сделать еще одну рассылку. «Может, тогда они оставят нас в покое», – сказала она. Я лишь пожал плечами: «Как хочешь».

И тут на нас обрушился новый шквал писем. «Не может быть, мы не верим», – писали люди. Они плакали, сокрушаясь о нашей судьбе, не в силах думать ни о чем другом. «За что вам это, – вопрошали они, – за что, Господи?» Нам предлагали помощь: сходить в магазин, прибраться в доме – все, что угодно, лишь бы хоть в чем-то оказаться нам полезными.

«А Джек как воспринял эту новость? – спрашивали они. – Какой ужас – он ведь еще совсем малыш…» Они знали, что мы надышаться на Джека не можем, что он – наше бесценное сокровище. Знали, потому что у них самих были дети. Но они даже не пытались понять, что с нами сейчас творится, не давали себе труда хотя бы на мгновение влезть в нашу шкуру.

Потом волна скорби прокатилась по «Фейсбуку». Друзья и друзья друзей, люди, которых мы даже толком не знали, все как один принялись обновлять свои статусы:

Я даже посчитал: Джек фактически собрал 126 лайков. Пока я размышлял, что мне ответить всем этим людям, Джек вдруг перестал быть главным героем моей ленты новостей.

Всего несколько минут – и о Джеке забыли. Теперь каждый второй был «опустошен» или «совершенно убит горем». Потому что «Фрост против Никсона» – их любимый фильм. Потому что таких журналистов больше нет. Фрост был истинным джентльменом и человеком исключительной порядочности, не то что этот Мердок, который не гнушается подслушивать чужие телефонные разговоры.

«Слишком рано», – писали они. «Слишком рано». Эти слова зацепили меня больше всего. «Слишком рано». Ему было семьдесят четыре года. Семьдесят. Четыре. Да Дэвид Фрост на толчке провел больше времени, чем прожил мой сын. И это, мать вашу, «слишком рано»?