– Я что – на дурака похож?
– Нет…
– Мотя, сломать тебе дверь можно. Но! Твоя мать не прописана в этой квартире. Она только наследница…
– Нет.
– Почему?
– На квартиру бабушка оформила договор ренты. На все остальное имущество написала на меня дарственные. Вплоть до сковородок.
– То есть?
– Еще при жизни все подарила мне. У нее же Паркинсон нашли, когда мне было лет пятнадцать…
– Ну да. Я помню…
– Вот тогда она и пошла по адвокатам. Когда мне исполнилось шестнадцать, она меня прямо в день рождения потащила к нотариусу, там была комиссия какая-то… Я плохо помню, но бабушку признали психически здоровой.
– Вот даже как…
– Да. Это все есть – и у меня какие-то бумаги, и у нотариуса должны быть копии… Наверное. Я точнее не знаю. Но бабушка все оформляла очень дотошно.
– Это хорошо… А квартира у вас приватизирована?
– Да. Вот как бабушка заболела, ей пришлось уволиться, она и занялась.
– То есть твоя мать…
– Когда шла первая волна приватизации, меня еще на свете не было, а бабушка потеряла все доверие к правительству. Сказала, что она по их правилам играть не будет, и ничего не делала. Да и некогда было, выжить бы…
– Понятно. Юридически твоя мать – никто?
– Она моя мать. Биологически. И все. Если это она, конечно…
– Ты ее…
– Пятнадцать лет не видела, не слышала, и еще бы столько же не встречаться. Я и сейчас в шоке. Как можно было себя так довести?
Участковый только хмыкнул в ответ на наивное заявление.
– Да вот так. И не такое видывать приходилось.
Матильде не приходилось. А для Малены, напротив, это было логично. В ее мире женщины и помоложе могли хуже выглядеть.
Плохая пища, тяжелые условия, пара плюх в день от супруга…
– А мне сейчас что делать?
– Ну, дверь вскрывать никто не будет, сама понимаешь.
– А вы…
– Я? С чего бы? Ни у кого таких прав нет. Но ты вечером бери копии документов и подходи ко мне?
– Куда?
– На Новосельскую. Где мы сидим, представляешь?
– Нет.
– Новосельская, шестнадцать. Скажешь, что ко мне. Тебя во сколько ждать?
Малена прикинула.
– Не раньше семи.
– Вот на семь я эту компанию и приглашу. И… Матильда, я, конечно, знать не хочу ничего. Так что не отвечай. Но если у тебя все оригиналы документов дома, стоит их куда-нибудь перенести. Хотя бы и в банковскую ячейку. И ключ хранить у сердца.
– Спасибо, Семен Семенович, – искренне поблагодарила Матильда.
А ведь и правда…
Вот так придут, сломают дверь… доказывай потом.
А с бабушкиной смерти еще и полугода не прошло. Как же гадко!
* * *
Матильда была в таком душевном раздрае, что руководство на себя пришлось взять Малене. Герцогесса отлично справлялась, печатала, отправляла факсы, принимала посетителей, варила кофе, успокаивала подругу…
Вечером они с такой скоростью удрали с работы, что даже джип не заметили. Давид, который хотел было выйти и что-то сказать, не успел за ручку взяться. Малена пронеслась с такой скоростью, что спринтеры могли бы только завистливо вздохнуть.
Мужчина подумал несколько минут, а потом завел мотор и поехал в знакомый двор. Может, там представится случай поговорить?
* * *
Дома Матильда схватила сумку с документами.
Да, именно сумку, в которой лежало несколько толстых папок, подписанных именами. Ее и бабушкиным.
Случись пожар, все в одном месте, схватил на плечо да и выбежал. Это бабушка так устроила.
В эту же сумку отправились бабушкины золотые часы, два кольца, серьги с изумрудами и медальон. Все достаточно дорогое, золотое, тяжелое. Бабушка дешевку не уважала ни в каком виде и считала, что золото в семье должно быть на черный день. Придет край – продать можно.
Матильда была с ней согласна. Носить ей это не хотелось, но и оставить в доме?
Ну уж нет!
Сбербанк!
* * *
Давид искренне удивился, когда увидел Матильду не входящей в подъезд, а выходящей из него. В том же рабочем наряде, но со спортивной сумкой на плече. И – не удержался.
– Подвезти?
Матильда могла бы согласиться, но Малена не собиралась церемониться.
– Благодарю. Вынуждена отказаться.
Через дворы она до Сбербанка добежит за пять минут, на машине будут все двадцать. Да и ни к чему это…
Многие горести – от многих знаний. Позаботьтесь о ваших близких, пусть не горюют. А о дальних – тем более.
Давид и мяукнуть не успел, как Матильда исчезла во дворах. И что теперь? Догонять ее? Или…
Или – выглядело куда как привлекательнее.
Давид завел машину и решил проехаться по окрестностям. Может, и найдет кого порасспросить? С кем Матильда живет, дружит, может быть… встречается?
А ведь и такое возможно. И тогда объяснима странная холодность девушки…
* * *
Матильда тем временем оформляла на себя ячейку в Сбербанке.
Да уж, недешево стоят подобные услуги. Но и не настолько дорого. Так что сумка с документами заняла свое место в уютном симпатичном сейфе, а ключ Малена, поколебавшись, повесила на шею. На цепочку.
Нет, не с крестиком. Вот уж чего бы бабушка Майя, пламенная коммунистка, никогда не допустила, так это всяких крестов-образков. Но и у Матильды были свои реликвии.
На цепочке висел маленький, размером с вишенку, медальон. Гладкий, закрытый. Бабушка Майя все собиралась сходить к ювелиру да разобраться, как он открывается, но не собралась вот…
Он достался отцу Майи от его матери, а той от ее отца… одним словом – древность. А учитывая, что материал был – золото, да и цепочка старинная, хорошего исполнения…
Матильде бабушка его отдала, когда девушке шестнадцать исполнилось. Та и носила вместо крестика.
Может, правда сходить к ювелиру?
А, время терпит!
И Матильда помчалась через дворы к зданию УВД.
* * *
Как выглядят внутренности полицейского участка?
Вход. Потом турникет, который открывается изнутри, и аквариум с дежурным. К нему Матильда и обратилась:
– Я к Никанорову, он меня должен ждать.
Дежурный, толстощекий молодой человек, который только что вороватым движением спрятал под стол огурец, одарил ее вполне себе коровьим взглядом. Спокойным и отстраненным, такому хоть небо на рога падай.