Бенджамин Франклин. Биография  - читать онлайн книгу. Автор: Уолтер Айзексон cтр.№ 165

Также Франклин безуспешно выступал за прямые выборы федеральных судей вместо передачи права их назначения президенту или Конгрессу. Как обычно, в поддержку своей точки зрения он рассказал поучительную историю. В Шотландии существовала практика назначения судей адвокатами, которые всегда выбирали на должность судьи самого способного, чтобы избавиться от конкурента и поделить его клиентов между собой. В Америке же сами избиратели заинтересованы в том, чтобы «осуществлять наилучший выбор», и прямые выборы судей позволяли бы это делать ^[589].

Многие делегаты считали: только те, кто обладает значительной собственностью, могут претендовать на государственные должности. Так и было в большинстве штатов, за исключением Пенсильвании. Молодой Чарльз Пинкни из Южной Каролины зашел настолько далеко, что стал настаивать на имущественном цензе для президента в сто тысяч долларов, хотя это могло исключить Вашингтона из числа претендентов. Тогда Франклин встал со своего места и, как вспоминает Мэдисон, «выразил неприятие всего, что могло бы унижать достоинство простых людей». Любые предложения относительно того, чтобы Конституция «отдавала предпочтение богатым», оскорбляли его демократические чувства. Напротив, утверждал он, «некоторые из величайших мошенников, с которыми мне пришлось познакомиться, были чрезвычайно богатыми мошенниками». Подобным образом Франклин выступал против предоставления права голоса только тем, кто соответствует определенным имущественным критериям: «Мы не должны принижать человеческие достоинства и гражданский дух простых людей». В этих вопросах он успешно отстоял свою точку зрения ^[590].

Только в одном вопросе Франклин занимал позицию, которая могла показаться не такой уж демократической, хотя сам он так не считал. Федеральные чиновники, утверждал он, не должны получать жалованья. В своей книге «Радикализм американской революции» историк Гордон Вуд заявляет, что предложение Франклина отражало «классические чувства правящей аристократии». Даже Джон Адамс, обычно менее демократичный в своих воззрениях, писал из Лондона, что при такой политике «все должности монополизируют богатые, а бедные и средние классы будут отстранены от власти, после чего немедленно наступит аристократический деспотизм».

Я полагаю, что Франклин не намеревался предложить нечто из области элитарности или эксклюзивности, а просто видел такой способ ограничить коррупционные влияния. Во многих письмах на эту тему он никогда не учитывал, хотя и должен был бы, что его план может ограничить получение должностей теми, кто не может позволить себе работать бесплатно. Действительно, в этом вопросе Франклин, казалось, проявлял странную забывчивость. Он основывал свою позицию на вере в граждан-добровольцев и на давней убежденности в том, что погоня за выгодой окончательно развратила английское правительство. Именно этот аргумент он приводил в переписке с Уильямом Страханом тремя годами ранее и использовал те же слова в зале заседаний конвента.

В этом вопросе Франклин почти не нашел поддержки, и идея была отвергнута даже без обсуждения, хотя «восприняли ее с большим уважением, — записал Мэдисон, — проистекавшим скорее из уважения к ее автору, чем из понимания ее целесообразности или практической осуществимости» ^[591].

В течение этого долгого жаркого лета возникали и юмористические ситуации. Губернатор Пенсильвании Моррис, который умел составлять серьезные документы, но временами вел себя на конвенте как озорной шутник, поспорил с Гамильтоном, что за хороший обед похлопает по плечу сурового и неустрашимого генерала Вашингтона и скажет ему: «Мой дорогой генерал, как я рад видеть вас в таком добром здравии!» Моррис воплотил в жизнь свое намерение, но, посмотрев в лицо Вашингтону, заявил, что даже за тысячу обедов никогда не повторит этой выходки. Элберт Джерри, выступая против сохранения большой постоянной армии, предложил фривольное сравнение с пенисом в состоянии эрекции: «Превосходная гарантия домашнего спокойствия, но опасный соблазн участия в зарубежной авантюре» ^[592].

Наконец делегатам удалось достичь целого ряда компромиссов, в том числе и по вопросу о рабстве. Но одни были недовольны тем, что в итоге штаты сохранили слишком много суверенитета, а другие — тем, что, по их мнению, создать достаточно сильное национальное правительство не удалось. Сварливый Лютер Мартин из Мэриленда с презрением заявил, что они состряпали «совершенную мешанину», и покинул заседание до заключительного голосования.

Оценка его была справедлива во всем, за исключением достигнутого результата. «Мешанина» действительно имела место, но она оказалась настолько близка к совершенству, насколько под силу простым смертным. От первых слов: «Мы, народ…» и до тщательно взвешенных компромиссов и противовесов, последовавших далее, она являла собой стройную систему, в которой власть национального правительства, как и власть штатов, исходила от населения. Таким образом, этот документ реализовывал на практике девиз большой государственной печати, предложенный Франклином в 1776 году, — E Pluribus Unum («Из многих — единое»).

Мудрый терпеливый шахматист и ученый-практик, Франклин понимал: они преуспели не потому, что были обречены на успех, а потому, что допускали возможность неудачи. «Мы проводим эксперименты в политике», — писал он Ларошфуко. Дюпону де Немуру он признавался: «Нам не следует ожидать, что новое правительство может быть сформировано подобно тому, как разыгрывается шахматная партия, — умелой рукой, не делающей ошибок» ^[593].

В завершение своего триумфа Франклин выразил эти чувства в слегка ироничном, но полном очарования заключительном обращении к конвенту. Его речь прославляла добродетель интеллектуальной терпимости, осуждала зло самонадеянной непогрешимости и провозглашала на века то просветительское кредо, которое стало ключевым для свободной Америки. Эти слова были самыми красноречивыми из всех, когда-либо написанных Франклином, — и, возможно, из написанных кем-либо об американской системе правления и о духе компромисса, который ее породил: