Беспорядочно блуждая по Ниане, смешавшись с толпой, Медноволосый Хорр ходил по улицам и внимательно присматривался к тому, что окружало его.
Не успел он миновать и пары кварталов, протянувшихся вдоль окраинной части дворцового парка, как внезапно его слух уловил какой-то странный, непонятный звук. Медноволосый Хорр даже остановился у каменного столба ограды и внимательно прислушался.
Несомненно, это был крик о помощи, слабо доносившийся из мрака:
– Кто-нибудь! Спасите!
Человек кричал так жалобно… и это происходило где-то совсем рядом, недалеко от того места, где он остановился!
В беспредельных лесах Тайга испокон веков было принято приходить друг к другу на помощь. Много раз иннеец спасал людей, и сам получил поддержку от Кийта в трудное мгновение, когда безуспешно пытался сражаться с вербэром.
Вождь пружинисто прыгнул на каменный парапет, отделявший улицу от парка, и ловко перемахнул через металлическую ограду. Миновав продольные ряды кустарников, он выскочил на дорожку, залитую лунным светом и остановился.
– Да у него вырвано сердце… – прошептал иннеец, осторожно наклонившись над телом несчастного. – Клянусь Духом Проливного Дождя, этот ужас настиг меня и в Ниане!
Медноволосый Хорр с содроганием взирал на погибшего юношу и, как ни странно, напряженно, чутко внюхивался. Только он замечал, что едкие ароматы порохового дыма почему-то сменились смрадом влажной гнили, словно облепившей за одно мгновение его смуглое лице.
В нос ощутимо ударили не запахи фейерверка, а зловонная плесень и густые болотные миазмы!
Лицо иннейца оставалось бесстрастным, но глаза широко открылись от удивления. У него возникло полное ощущение, что, сделав всего пару шагов, он успел удивительным образом переместиться из праздничного дворцового парка Нианы в самый центр глухого Пайлуда!
Медноволосый Хорр ощущал, что здесь только что побывала зловещая, странная сила, и от близости к этой ледяной неизвестности у него странно похолодели пальцы, сжимавшие костяную рукоятку кинжала.
В неверном колеблющемся свете полыхающих факелов показались темные силуэты людей, тоже прибежавших на крики.
– Что здесь случилось? – задыхаясь от быстрого бега, спросил у Хорра какой-то невзрачный черноволосый мужчина, на щеке которого темнела крупная бородавка.
– Его убили, – мрачно кивнул на труп Медноволосый Хорр. – Клянусь Духом Проливного Дождя, более мертвых парней я еще не встречал никогда…
Иннеец не обратил внимания на то, какими глазами мужчина уставился на кинжал, который он все еще продолжал держать в руке.
Отовсюду доносились крики ужаса:
– Смотрите! Смотрите!.. У него разрезана грудь… Охотник за сердцами!..
Весело и празднично одетые горожане, привлеченные криками, прибежали к дорожке. Толпа зевак отхлынула, лишь уступая место двум охранникам, сжимающим в руках горящие факелы.
Все с ужасом смотрели на погибшего юношу и с трепетом повторяли, что только недавно в Южном квартале был убит еще один молодой нианец. Точно так же, как и бедный Одилон, он лежал с рассеченной грудью, из которой безжалостная рука вырвала сердце.
Кто-то вспомнил, что еще несколько дней назад другой юноша точно так же лишился сердца.
Это произошло в самом центре города, недалеко от башни старинного небоскреба.
Убийства продолжались уже несколько недель, и никто не мог сказать, что ждет впереди. Несмотря на то, что жуткий охотник за сердцами преследовал пока только молодых парней, никто не чувствовал себя ночью в безопасности, каждый в любой момент мог стать жертвой убийцы.
Эта мысль заставила всех цепенеть от жути. Зеваки боялись даже произнести ее вслух и едва слышно перешептывались.
В этот момент из глухой части парка раздался женский голос. Кричала, несомненно, молодая девушка, но голос ее, распыленный вечерним ветром и заглушаемый треском фейерверка, звучал очень невнятно.
– Я здесь… – жалобно прокричала она вдали, и ее голос эхом отдался в окрестных рощах.
– Клянусь Духом Проливного Дождя… – ошеломлено вскинул голову Медноволосый Хорр. – Я знаю, кому принадлежит этот голос!
Он ринулся в сторону и выбежал в глухую, заросшую часть парка, из которой только что донесся крик, но там в нерешительности остановился. Где-то за спиной раздавались взволнованные крики людей, прибежавших к трупу с факелами, но вождя это нисколько не интересовало.
Всем своим естеством он напряженно всматривался и вслушивался в то, что творится кругом. Таинственный болотный запах исчез, оставив в душе ощущение пустоты. Нигде ничего не было видно, и как дождевой охотник ни напрягал свое острое зрение, он не мог различить ни одного движения.
Но ветер шевелил листву деревьев, и в этом монотонном шелесте вождю чудился мелодичный, печальный голос Зеленоглазой Ратты:
«Я здесь… Я здесь… здесь…» – словно тихо шептала она.
«Я здесь…» – отчетливо слышал ее голос Медноволосый Хорр, и каждый раз эти едва уловимые звуки отзывались мучительной болью в сердце иннейца.
– Ратта, я уже здесь, – крикнул он во все горло. – Ты слышишь меня? Я пришел к тебе! Я здесь!
Эхо подхватило его слова, и все окрестные рощи отозвались:
– Здесь… здесь… здесь…
Медноволосый Хорр ринулся в сторону глухой части парка. Иннеец не заметил, что черноволосый мужчина с бородавкой на щеке все это время не спускал с него пристальный взгляд.
Глаза незнакомца сверлили резную костяную ручку кинжала, торчавшего из кожаного футляра, что висел на бедре Хорра.
* * *
Место для ночлега иннеец смог найти с трудом и спал очень плохо. Всю ночь он ворочался на куче слегка подсохших водорослей, в душной комнате, расположенной в полуподвальном помещении старого заброшенного кирпичного здания, не понимая, спит он или не спит.
Перед его внутренним взором то и дело возникало лицо Зеленоглазой Ратты. Однако, как ни странно, ее образ сопровождался запахами гниющих водорослей, не только лежавших у него под головой, но сплошь усеивавших береговую полосу у порта.
Аромат Внутреннего моря не отпускал его ни на мгновение.
Море в Ниане чувствовалось везде. Морские запахи пронизывали воздух, как солнечные лучи, они настигали в самых укромных уголках порывами соленого ветра и постоянно лезли в ноздри смрадными миазмами разлагающейся рыбной требухи и водорослей.
Проснувшись чуть свет, он перекусил оставшейся плиткой пеммикана и отправился в путь. Он перемещался по городу, словно повинуясь дуновению ветра и, не чувствуя усталости, ходил до вечера.
Закалка лесного жителя помогала ему. Только тогда, когда солнце начало клониться к туманному горизонту Внутреннего моря, иннеец ощутил, что изрядно утомился. Чувство голода все сильней давало о себе знать, и он решил подкрепиться.