Трудное время для попугаев - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Пономарева cтр.№ 43

– Я б ушла, да Валерку, племянника, надо тянуть, хотя бы до армии мне его…

– Тяни-тяни, скажет он тебе спасибо…

– Да я не за спасибо. Куда ж мне его девать? Шурка из элтэпэ ^[1] не вылезает.

– Мать надо разыскать. В милицию сходи. Она где-то шляется, а ты с одной почкой надрывайся тут!

– Да ну ее! Какой с нее прок? Ну разыщут, что ты думаешь, она воспитывать его будет?

– Ну хоть алименты сдерут, и то…

– Да нечего с нее драть, ее работы известные…

Устя безостановочно строчила на машинке, сшивая края очешников. Но даже сквозь стрекот цеховых машинок эти разговоры вползали в ее уши, и невозможно было от них отключиться. О чем они только не говорили! Не стесняясь ее присутствия, выкладывали друг другу порой такие подробности семейной жизни, от которых у нее потом долго горели щеки. Да еще и посмеивались! Через две недели работы Устя знала о них все, словно о каждой прочитала отдельную толстую книгу. Больше того, она была в курсе проблем их родственников и соседей. И если всех подсчитать, набиралось пол сотни человек, не меньше! Всего-то за две недели.

Только старая смуглая Люся, которая была вовсе никакой не Люсей, а кореянкой Пак Енчон, никогда ни о чем не рассказывала и на всеобщем фоне выглядела как глухонемая. Ее неподвижное, отрешенное лицо скрывало все чувства и мысли. Как она оказалась в России, как попала на кроватную фабрику, есть ли у нее семья – все было покрыто тайной. Не будешь ведь специально спрашивать о ней у других! Да и возможности такой не было: Устя приходила работать на три часа в день, и, пожалуй, они с Люсей были самые усидчивые – не бегали по другим цехам, не выходили на перекуры во двор… Иногда Устя, откинувшись на спинку стула, чтоб передохнуть, ловила на себе Люсин взгляд. Он из одного угла в другой пересекал цех и, чуть перебитый люминесцентным светом, прибывал к Усте – спокойный, долгий, внимательный. Ее плоское коричневое лицо как бы не имело к этому взгляду никакого отношения. И темные живые глаза выглядывали из этого лица как из маски.

Почему-то эти взгляды Усте не были безразличны. Она то быстро отводила глаза, то смотрела ответно долго. Но всегда смущение и мгновенно нападавшая растерянность мешали ей сосредоточиться и, может быть, уловить наконец то, что Люся ей бессловесно пыталась сказать. Устя сама любила смотреть на незнакомых людей. В метро или автобусе она редко читала, чаще незаметно разглядывала пассажиров, пытаясь угадать про них что-то. Одни люди не чувствовали ее внимания к себе, другие подхватывали его мгновенно и тоже в свою очередь начинали ее разглядывать. Были и такие, особо настороженные, которые в полуопущенных веках прятали ответные взгляды-капканы. И только Устя пыталась на легком касании проскочить это лицо, капкан тут же раскрывался, неминуемо и жестко славливая ее, и тут же захлопывался, лишая возможности дальнейшего свободного кружения…

Эта страсть находиться среди людей, не в безликой хаотичной толпе, где самой впору потеряться, а именно среди людей, когда их можно каждого увидеть и почувствовать, чтоб потом уйти и, может, долго быть одной, не ощущая одиночества, передалась Усте от бабушки Алевтины. У бабушки был дар – наверное, что-то сродни таланту художника или музыканта: она умела помнить тех, кого, как принято говорить, с нами уж больше нет. Это был гений сбереженной любви! Как будто по воле рока эти люди просто стали невидимыми для всех, кроме нее одной, и, продолжая жить в новом своем качестве, поручили ей, бабушке Алевтине, странную миссию быть переводчиком и поводырем на неизмеримо тонкой нейтральной полосе между двумя мирами, где людям ушедшим, живущим и вновь прибывшим суждено еще друг друга застать и наполниться друг другом.

Поэтому все эти тети Даши и дяди Васи, Мити, Коли, Ядвиги Леопольдовны, Петюни и Таточки были не из желтого плюшевого альбома, где их прошлые лица и фигуры, зажатые тяжелым переплетом, уже стали безжизненно плоскими на грани собственных теней, а очутились вполне явными обитателями их настоящего дома! Его жильцами и хозяевами – с привычками, голосами, плачем и смехом, запахами и шелестом движений… Оказавшись однажды ТАМ, погрузившись в глубинный, недоступный живущим мир, и увидев ОТТУДА изнанки разоблаченных людьми законов, изнанки, сулящие нераспознанные возможности, они рука об руку с бабушкой Алевтиной, чуть потревожив сегодняшнее пространство, внесли и разместили в нем СВОИ жилища, СВОИ пожитки и СВОЙ, настоянный на родной эпохе воздух.

Тайная слитность этих миров была для людей, живущих в доме, невнятной, робко предполагаемой, для кого-то желанной, для кого-то лишней. Но всех – верящих в нее и не верящих, – может, всего раз в жизни на какое-то мгновение пронзала ослепительно четкая, непоколебимая мысль о бессмертии.

– Жили-были Дарья Петровна и Василий Петрович. Были они брат и сестра. Оставил им отец в наследство дом, сад и закопанный в саду клад. А где он закопан, нужно было им разгадать… – рассказывала на ночь сказку маленькой Усте бабушка Алевтина. Сказку, в которой все было правдой: и люди такие жили на свете, и клад в саду действительно был закопан…

А раз так, то, конечно, живыми и настоящими были и Кощей Бессмертный, и Марья Моревна, и царь Додон, и Баба-яга, и водяные, и лешие… Но не пугающе живыми, глядящими из каждого темного угла и заставляющими жить с мешком страха за спиной, а, скорее, привлекающими свойским отношением к колдовству и дающими возможность совершать, укрепляясь телом и духом, незаметные миру, но от этого не менее прекрасные победы на личном фронте детской мечты.

Таким образом, бабушкины дети, внучатые племянники, дяди и двоюродные тети, братья и зятья, с ее легкой руки ставшие фольклорными персонажами, и фольклорные персонажи, приобретшие явные признаки родства, в конце концов так переплелись друг с другом, что позволяли себе вести самостоятельную жизнь, не зависящую даже от бабушкиной памяти.

– Прибегает однажды к дяде Васе Марья Моревна и просит: «Спрячь меня, дядя Вася, в железный несгораемый шкаф, я тебе золотое яблоко подарю, а то меня Кощей нагонит!..» – рассказывала маленькая Устя своей подружке…

А с дедушкой Артуром, бабушкиным мужем, получилось вот что. Однажды дедушка Артур пришел с работы – он был инженером на механическом заводе – и стал со всей семьей ужинать. Жили они тогда не в Москве, а в небольшом городке Тутове на юге России. Хотя они и жили в городке, у них был свой дом и сад с грушами величиной с маленькую дыню. Дедушку Артура все любили, он был веселый и добрый. Он умел делать скрипки. И дарил их друзьям.

И вот во время ужина, когда дедушка Артур всем объявил, что опробует сегодня новую скрипку, в дверь с улицы кто-то постучал.

– Кто там? – спросила бабушка Алевтина.

– Откройте! – сказали ей, словно приказали.

Бабушка открыла, впустила незнакомцев и проводила их в комнату. Она предложила им поужинать и выпить чаю. Но незнакомцы отказались. Они внимательно смотрели на дедушку, словно были скульпторы и собирались высекать из мрамора дедушкин бюст. Потом они начеши так же внимательно оглядывать комнату, что-то выискивая взглядом, и стали похожи на похитителей. Но на самом деле они оказались настоящими чародеями и поразили всех своими фокусами: без ключа открыли все ящики в дедушкином столе, взяли толстую книжку, подержали в руке, и она тут же куда-то исчезла, потом дотронулись до печки – а был конец сентября, и бабушка затопила как раз перед их приходом, – да, они дотронулись до печки, и… она сразу остыла! Потом один из них вытащил обугленную головешку и прямо на белом печном боку намалевал кривую черную дверь. Он толкнул эту дверь ногой, и она приоткрылась!