…Несмотря на доносившуюся отовсюду стрельбу, Андрей Овечкин услышал предсмертный вопль, раздавшийся из барака, и догадался, что противник сражен, однако проверять, убит тот или ранен, не стал. Этим должны были заняться Кулик сотоварищи, пока напряженно застывшие у стены. Призывно махнув им рукой и кивнув на приземистую постройку, старшина повернулся лицом к Фомичеву, все еще продолжавшему тупо стоять, и заорал:
– Васька, стервец, хватит торчать истуканом! Тебя видать за версту! Укокошат, чихнуть не успеешь, зараза! Ну-ка живо в укрытие с моих глаз долой!
Андрей специально произнес эти несколько фраз достаточно грубо и резко, рассчитывая, что подобный тон вырвет ефрейтора из состояния оцепенения. Так и произошло. Голос Овечкина не успел еще стихнуть, а Фомичев уже стремглав несся к двери того самого дома, к которому ранее он так вальяжно и не спеша шел! Неожиданно выскочившие, будто из-под земли, бойцы его группы со всех ног ломанулись за ним вдогонку, и через пару мгновений четверка красноармейцев исчезла внутри двухэтажного здания.
– Не туда! – запоздало скривился Овечкин, ведь под укрытием для Фомичева он подразумевал не полный возможных смертельных опасностей дом, состоящий из окутанных полумраком лестниц и коридоров и неизвестно как расположенных чуланов и комнат, а угол ближайшей постройки. И уж совсем не ожидал старшина, что другие хлопцы бросятся так опрометчиво следом за Васькой…
…Однако переживать или ворчать было некогда, и Овечкин это хорошо понимал. Ощущая затылком ребят Кулика, почти бесшумно перемещавшихся у него за спиной, старшина вскинул винтовку и стал последовательно справа налево ощупывать глазами фасад, за которым сейчас находился второй квартет его сослуживцев. Но практически сразу, коротко вздрогнув от неожиданно пронзившего мозг, а затем и все тело предчувствия, до сих пор не подводившего его никогда, Андрей стремительно вздернул голову вверх и впился пристальным взглядом в крышу кирпичного дома, все внимание, без остатка, сосредоточив на слуховом окне. Ведь именно там, как подсказывал внутренний голос, притаилась угроза!..
– Ну, давай же, фашист, покажись, здесь ты, мерзавец, я знаю, – едва ли не ласково прошептал старшина, взяв на мушку основательно загаженный птицами стеклянный прямоугольник и, увидев, словно в ответ на его слова, промелькнувшую в верхней части окна немецкую каску, молниеносно нажал на курок.
Выпущенная с короткой дистанции пуля не разнесла стекло вдребезги, как предполагал Овечкин, а только проделала в нем весьма аккуратное, хотя и не идеально круглое отверстие, от которого по всем направлениям незамедлительно расползлись извилистые задорные трещинки, образовавшие замысловатую паутину. И сколько Андрей после выстрела ни вглядывался в оптический прицел, но рассмотреть что-либо конкретное сквозь этот причудливый и, в определенном смысле, рукотворный узор он так и не смог. Впрочем, чутье ему говорило, что пуля вошла точно в цель. А как известно, чувствам своим старшина давно и безоговорочно привык доверять…
* * *
…Между тем перестрелки и стычки с противником продолжались. Сержант Кулик и его бойцы, проверяя барак, обнаружили в нем еще двоих оккупантов, забаррикадировавшихся в тесной угловой комнатушке с единственным выходившим на север узким зарешеченным окном. На поступившее от Кулика крайне разумное предложение по-быстрому сдаться гитлеровцы ответили дружной стрельбой через дверь. И тогда пришло время ефрейтора Носкова и осколочных гранат…
Выпрыгнув на улицу вместе с обломками деревянной рамы, которую он «нечаянно» задел по пути, здоровяк Вовка скрючился в три погибели, что для человека такой богатырской комплекции было ой как непросто, и сноровисто подобрался к крайнему окошку в стене. Затем, хрустнув суставами, он с виноватой улыбкой играючи вырвал залитую толстым слоем цементного раствора решетку, широченной ладонью расколошматил стекло и зашвырнул внутрь комнаты пару «лимонок». Вскоре оттуда донеслись приглушенные взрывы, и возникшая было перед нашими бойцами проблема благополучно разрешилась…
…Пока «серебряный призер первенства мира по отжиманиям» Вольдемар Носков занимался демонтажом оконных конструкций барака, окончательно пришедший в себя Фомичев и его бравые парни дотошно обследовали вызывавший серьезные подозрения у Овечкина двухэтажный кирпичный дом, но кроме тела немца, сраженного наповал старшиной, никого больше в этом строении не обнаружили. А вот со следующим объектом – двадцатиметровой пожарной каланчой, возвышавшейся посередине продолговатого здания, стоявшего от других построек немного особняком, случилась заминка, и тут, к сожалению, уже не обошлось без потерь…
Когда обе группы красноармейцев оказались на улице и продвинулись к центру города еще метров на десять-пятнадцать, засевшие в каланче и до сих пор ничем не выдавшие себя фашисты открыли ураганный огонь из винтовок и пулемета по бойцам Кулика. Двое ребят были сразу же и серьезно ранены, соответственно, в бедро и плечо. Услышав их крики и стоны, шедший позади командира Вовка Носков, недолго думая, хорошим пинком сбил с ног своего друга-сержанта и тем самым, вероятнее всего, сохранил ему жизнь. А потом, чрезвычайно проворно развернувшись, ринулся на помощь товарищам и едва не погиб – вражеская пуля, жестко чиркнув по левой щеке, оставила на лице гиганта длинную отметину. Попади германский «гостинец» на четыре дюйма правее и на шесть выше, то есть в теменную кость черепа, и Владимиру неминуемо пришел бы конец. Однако ему повезло, и здоровяк, не обращая внимания на потекшую из раны кровь и свистящие вокруг пули, схватил за руки упавших на землю бойцов и поволок одновременно обоих в проход между бараком и расположенным с ним по соседству зданием городской бани…
Остававшийся на прежней позиции возле ствола липы Овечкин при первых же выстрелах, раздавшихся с каланчи, стремительно повернул голову и тотчас засек местоположение солдат противника, в количестве пяти человек находившихся на опоясанной металлическим ограждением смотровой площадке каменной башни. Прекрасно осознавая, что нужно срочно прикрыть товарищей, Андрей, не мешкая, выбрал первоочередную цель, коей стал пулеметчик. По совпадению этот немец оказался для советского снайпера и самой удобной мишенью, поскольку, не задумываясь о вероятных последствиях, он стоял практически в полный рост и, слегка наклонившись вперед, самозабвенно вел огонь из «MG-42», сошки которого упирались в перила…
– Получи, фашист, пилюлю, – быстро прицелившись, прошептал старшина и нажал на курок.
Пуля вошла гитлеровцу точно в лоб. Изогнувшись дугой и так и не выпустив «машиненгевер» из рук, пулеметчик кувыркнулся через перила и камнем полетел вниз. Другие фрицы, стрелявшие в основном с колена, разом упали ниц на выполнявшие функцию пола плотно подогнанные друг к другу толстые доски, что, впрочем, не помешало им продолжить пальбу, благо что ограждение смотровой площадки этому только способствовало. А вот достать неприятеля выстрелом снизу, с земли, теперь стало довольно проблематично, причем даже такому мастеру своего дела, каковым, безусловно, являлся Андрей. Но тут ему на помощь своевременно подоспел сержант Поздняков…
«Отклеившись» от стены дома, Сергей с винтовкой в руках выбежал на середину улицы и принялся нарезать по ней замысловатые петли, что-то неразборчиво и громко крича. Юноша явно привлекал к себе внимание гитлеровцев и при этом чудовищно рисковал, ведь перемещался он, пусть весьма резво и хаотично, однако на абсолютно открытом пространстве, и был целиком на виду! Как говорится, стреляй – не хочу!..