– Ну не перестали, но на главные роли уже не брали, – заметила Тася. – Так, эпизоды.
– А Матвей Семенович все с сопровождающими ходит? – быстро спросил Борис, не слишком искусно меняя тему.
– О да! – засмеялась Тася. – Одного его никуда не отпускают. Знаешь, я вот что думаю: он же сегодня должен большие деньги получить в Госбанке. Уж не боятся ли в угрозыске, что его могут ограбить? С самого утра машина угрозыска под его окнами торчит, и милиционеры то и дело прохаживаются возле гостиницы. Мне кажется, это неспроста.
– Что ж, если так, – медленно проговорил Борис, – тогда понятно, почему… – Он не договорил и только повел своими широкими плечами. – В общем, деньги, как всегда… Ничего нового.
Он замолчал, захваченный мыслью, а нельзя ли в фильм вставить ограбление банка. Допустим, подъезжают на машине грабители…
– Боря, – нарушила молчание Тася, – я хотела тебе кое-что сказать… – Он непонимающе взглянул на нее. – Ты заметил, как у Маруси щечки округлились? За последние недели она прибавила целый фунт
[22] в весе… – Молодая женщина конфузливо рассмеялась. – Послушай, ты не мог бы каждый свой сценарий писать так, чтобы его можно было снимать в Крыму? Ты подумай… Тебе хорошо, и Марусе хорошо… И нам всем хорошо, – закончила она.
Пока Борис, немного растерявшись, пытался объяснить жене, отчего нельзя сочинять сценарии так, как ей хочется, Валя Дружиловская решила, что раз завтра выдадут зарплату, можно и погулять.
Это выразилось в том, что у знакомого букиниста она купила книжечку стихов Блока и засела в кафе, заказав большую порцию шоколадного мороженого.
– Можно?
Валя подняла глаза от книжки: перед ней стоял Сергей Беляев.
– Нельзя, – тотчас ответила девушка.
– Значит, можно. – Усмехнувшись, фотограф сел напротив нее. – Как это прикажете понимать?
– В смысле?
– Передовая девушка, комсомолка, в два счета можете все разъяснить насчет международного положения, а читаете старорежимного поэта. – Он кивнул на книжку.
Валя ненавидела краснеть, но сейчас она все-таки покраснела и придвинула томик к себе, словно Беляев собирался его отнять.
– Не ваше собачье дело, что я читаю, – отрезала она.
– А. Мечты, мечты, – задумчиво протянул Сергей. – Знаете, я вас некоторым образом понимаю. Мое сердце тоже жаждет любви.
– Перестаньте, – кисло попросила Валя. – Ничего вы не жаждете, и вообще вам на всех плевать.
Сергей, потирая пальцем висок, с любопытством уставился на собеседницу.
– Мне очень приятно, что вы обо мне думаете, – промолвил он наконец, усмехаясь, – пусть даже в таком ключе.
– Я о вас не думаю, – тотчас парировала Валя.
– Тогда о ком? Кажется, я догадываюсь. По-моему, он блондин с фамилией на «Г», правильный и скучный. Таблица умножения, немецкий формат.
Валя почувствовала, что ей неодолимо хочется закурить, и стала искать папиросу.
Сергей достал коробок спичек.
– Не надо, – отмахнулась костюмерша, – у меня свои.
– Как угодно. Зря вы тратите свое время на этого чистюльку, милая. Ничего у вас не выйдет.
– Зато ты не чистюлька, по шлюхам бегаешь, – отрубила Валя, переходя в нападение.
Однако ее собеседник только развеселился и, откинувшись на спинку стула, поглядел на нее с восхищением.
– Черт! Меня вывели на чистую воду. Но, понимаешь, дело в том, что это абсолютно ничего не значит. Ни на вот столько. – Он показал кончик ногтя. – А знаешь, тебе нелегко придется в жизни, если ты не изменишься. Люди не любят сложностей. Или ты сквернословишь, дымишь, как паровоз, и всем понятно, чего от тебя ждать, или ты мечтательная барышня, которая читает Блока, но не все сразу.
– Эй, полегче там, – отозвалась Валя, неприязненно щуря глаза. – Не то я тоже тебя препарирую и найду чего-нибудь этакое.
– Валяй, – с готовностью согласился фотограф.
– Белый костюмчик, повадочки, – заговорила собеседница, подлаживаясь под его тон, – косим под нэпмана, а на самом деле что? Паршивый фотограф на дрянной кинофабрике. Конечно, подрабатываешь, где только можно, снимаешь понаехавшую сволочь с деньгами и их толстозадых жен. Блока не читаешь, это я уже поняла. – Валя усмехнулась. – Ну, развлечения – девки из тех, что подешевле. И что? Это что, жизнь? Да дерьмо это, а не жизнь.
– Как и у тебя. – Положительно, Вале никак не удавалось вывести своего визави из себя, чтобы он поднялся и ушел.
Сергей просто сидел и улыбался, и улыбка у него была – как у чеширского кота, которого чешут за ушком.
Невольно девушка начала теряться. В ее представлении фотограф уже давно должен был встать, обругать ее последними словами и удалиться, а она бы осталась наедине с дивными стихами Блока и своими мечтами.
Конечно, она подозревала, что нравится Сергею, но что-то в нем инстинктивно ее отталкивало. Он был ей антипатичен настолько же, насколько Володя ей нравился.
Однако после того памятного дня, когда они разговаривали в беседке, Голлербах больше не подходил к ней, а когда им приходилось общаться, выражался крайне лаконично и на «вы».
И самое скверное, что она даже не могла на него рассердиться.
Все знали, что Володю в Москве ждет невеста-учительница, как знали и то, что в определенные часы он ходил на центральную почту, откуда можно было заказать междугородный разговор, и тратил на беседы огромные деньги. А еще он чуть ли не каждый день посылал ей телеграммы, то трогательные, то комические, и тоже не считал, во сколько это обходится.
Какой контраст с Петей Светляковым и его омерзительными разборками с любовницей! Какой контраст с Винтером и его затюканной женой, которую он превратил в смесь служанки и цепного пса! Какой контраст с Нольде, который…
Повернув голову, она увидела, что по улице идут репортер «Красного Крыма» с Ереминым, и, привстав, стала им махать, чтобы они ее заметили.
Разговор с Сергеем утомил Валю, и она чувствовала, что ей не повредит общество других людей.
Впрочем, томик Блока она все же позаботилась убрать.
Глава 17
Нападение
Все будет аккуратно, как в аптеке.
Из фильма «Катька бумажный ранет» (1926)
– Секретничаете? – весело спросил Андрей после обмена приветствиями, но ответа ждать не стал. – Как тут мороженое? По такой жаре я не откажусь…
Они с Опалиным сели за столик костюмерши, а через пару минут к ним присоединились Вася и Лёка.