Сбежавший нотариус  - читать онлайн книгу. Автор: Эжен Шаветт cтр.№ 18

— Откровенно говоря, я предпочитаю ему забавного Поля де Кока.

— Таково мнение многих порядочных людей… Итак, я спрятал письмо под том Ламартина с убеждением, что тебе и в голову не придет трогать эту книгу. Представь себе, как я был изумлен, когда услышал, что ты нашел письмо!

— А, это я тебе объясню… — начал было Монжёз, потом остановился в нерешительности, сделать признание или нет.

— Так ты увлечен стихотворениями? — спросил Либуа, чтобы развязать маркизу язык.

— Вовсе нет… но если я и не занимаюсь пустяками, то другие занимаются ими и любят их. Вот почему я разыгрываю из себя поэта перед госпожой Вервен…

— Значит, она натура поэтичная?

— Настолько же поэтичная, как и мои сапоги. Однако она принадлежит к числу людей, которые удивляются тому, чего не понимают. Для нее поэт — существо необыкновенное. Если бы ты видел, какими глазами она смотрит на своего Баланке, когда он читает ей стихи!..

— Неужели? Ты сочиняешь для нее стихи?

Монжёз ответил с плохо скрываемой досадой:

— Неужели я похож на человека, который тратит время на такие глупости? Разве ты не понимаешь?..

— Нет, — пожал плечами Либуа.

— Вечером, прежде чем лечь в постель, я переписываю стихи, которые, по моему мнению, должны особенно понравиться госпоже Вервен… Она очень любит описания солнечного заката, природы, полей… На другой день я читаю ей эти выдержки, выдавая их за плоды собственного сочинения. Хороша шутка, не правда ли?

— Превосходна.

— Ах, если бы ты видел восторженное лицо моей жемчужины, когда я читаю ей Ламартина! Она пожирает меня глазами. В прошлый раз она с умилением говорила мне: «Если ты когда-нибудь вследствие нелепой случайности лишишься состояния, мой милый, то сможешь зарабатывать на хлеб, читая людям свои стихи». А потом эта девушка — олицетворение преданности — прибавила: «А я буду сопровождать тебя». Уже по одному этому ты можешь судить, как сильно она меня любит.

Слушая приятеля, Либуа подумал, что белокурая красавица принадлежит к категории кичливых пустышек. Но тотчас, вспомнив Венеру, выходившую из ванны, прибавил про себя: «Но какие дивные формы! Какая грация!» Все это говорило в пользу красавицы.

«Должно быть, она водит за нос этого идиота!» — решил художник, а вслух сказал:

— Значит, всякий раз, являясь к ней, ты привозишь какое-нибудь стихотворение?

— Непременно. И знаешь что? Я переписываю стихи с помарками и зачеркиваниями, чтобы убедить ее в том, что это мои произведения. Вот, посмотри.

С этими словами маркиз вынул из портмоне вчетверо сложенный лист бумаги и передал его Либуа, пояснив:

— Это сегодняшнее приношение.

Художник развернул бумагу с намерением лишь взглянуть на нее в угоду приятелю, но тут на его лице отразилось такое недоумение, что Монжёз, удивленный подобной реакцией, спросил:

— Что с тобой?

Не дожидаясь ответа, он раскрыл портмоне, быстро осмотрел его содержимое, вскрикнул и вырвал из рук Либуа бумагу, сказав отрывисто:

— Я ошибся! Это письмо идиота Легру. Впрочем, прочти. Ты увидишь, каков болван этот Легру.

Вот что было написано:

«1-е апреля. Господину маркизу Монжёзу.

Я был убит в вашем парке два месяца назад, в десять часов вечера, когда шел после подписания вашего свадебного контракта накануне свадьбы.

Меня зарыли между одиннадцатым и двенадцатым дубом с правой стороны той тропинки, которая ведет к маленькой калитке парка, выходящей на дорогу из Кланжи в Виллезар.

Реноден, нотариус».

— Что скажешь на это? — насмешливым тоном спросил Монжёз.

Художник молчал, не в силах оправиться от изумления.

«Легру немного перегнул палку», — подумал он.

— Уверен ли ты, что это писал Легру? — спросил он маркиза.

— Но кто же еще это может быть? — воскликнул Монжёз. — Уж не думаешь ли ты, что сам Реноден? По-твоему, нотариус ждал два месяца, перед тем как известить меня о своей смерти… Ах, мой бедный Либуа, ты иногда бываешь чересчур наивен. Если бы это писал Реноден, он мог бы также прислать заказное письмо с шестьюстами тысячами франков приданого моей жены, которые ему точно не нужны в загробной жизни, — добавил маркиз.

При воспоминании об украденном приданом у Монжёза внезапно пропала веселость.

— Рано или поздно Легру поплатится за свою подлую шутку! Клянусь в этом, — проворчал он.

— Шутка? — повторил Либуа, желая подразнить приятеля. — Кто может поручиться, что это шутка? Мы недавно говорили о чудесах, почему же это не может быть письмом от нотариуса? Знаешь, что бы я сделал?

— Что бы ты сделал?

— Я бы велел рыть на том месте, о котором говорит Реноден.

— Не Реноден, простофиля! Легру! — закричал маркиз, раздраженный упрямством художника.

— Легру, если тебе угодно, — согласился Либуа. — По крайней мере после этого я перестал бы сомневаться.

— Лучше не будем больше говорить об этом, ты выводишь меня из себя… Ах, честное слово! Я не думал, что ты до такой степени легковерен, — проворчал Монжёз, откинувшись на спинку сиденья.

— Может быть, я и чересчур легковерен, но я думаю… и будь против меня выставлено целое войско, оно не помешало бы мне думать так… даже на эшафоте я думал бы, что ради шестисот тысяч стоит сделать несколько ударов заступом.

Монжёз вскочил как ужаленный, крикнув:

— Но ведь я уже говорил тебе, что это фарс, невыносимый ты упрямец!

— А я повторяю, что это не доказано! — настаивал Либуа.

— Да, по-твоему, доказательств нет, но я вижу это иначе, — бросил маркиз с глубоким пренебрежением.

— Но я буду не прочь, если меня убедят, что это фарс.

— Если бы у тебя было хоть на грош наблюдательности, ты бы заметил одно обстоятельство.

— Какое?

— Число, поставленное на письме, черт побери! Обратил ли ты внимание на него?

— Да, первое апреля.

— Разве это число ничего тебе не объясняет? — торжествующим тоном проговорил маркиз. — Не первого ли апреля принято разыгрывать всех и вся?

— Так-так! — воскликнул художник. — Первое апреля, значит! Легру хотел пошутить над тобой первого апреля?

— Ах, наконец-то ты понял! Слава богу! Да, Легру, человек совершенно лишенный здравого смысла, вздумал воспользоваться для своей шутки бегством Ренодена, который похитил у меня больше полумиллиона.

Художник скорчил снисходительную гримасу и добродушно произнес:

— Ты слишком близко к сердцу принимаешь подобные проделки.

Маркиз покачал головой и сухо ответил: