В поисках агента. Записки офицера КГБ - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Черкашин, Грегори Файфер cтр.№ 13

Внезапно без какой-либо видимой причины или предупреждения раздался оглушительный взрыв, потом еще и еще. Ударной волной меня бросило на землю. Лежа на траве, я увидел, как ко мне бежит мама. Схватив меня, она втащила в наш двор и бросила в какую-то яму. Мои уши были заложены, и в них что-то звенело. Мама прыгнула на меня. Сквозь этот звон до меня дошел мамин крик: «Витя! Ради бога, пригнись!».

Так начался день 22 июня 1941 года — первый день реализации гитлеровского плана «Барбаросса» — наступления Германии на Советский Союз. Итак, война вошла в наш дом всего несколькими часами позже ее начала. Бомбардировщики, сбрасывающие бомбы на железнодорожные пути Котовска, были частью массивного воздушного удара нацистов по транспортным коммуникациям и другим объектам вдоль западной границы СССР. Мне предстояло перенести еще много таких бомбардировок. Я буду часто наблюдать, как самолеты освобождаются от своего смертоносного груза, как бомбы начинают, кружась, падать — сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, пока они не исчезнут из моего поля зрения, и затем — после небольшого ожидания — грохот взрыва.

Моя семья приехала в Котовск двумя годами раньше. Родился я в 1932 году в деревне Красное, находящейся в плодородной Курской области. Полдеревни носило фамилию Черкашины и было в родстве друг с другом. Как и многие другие семьи крестьянского происхождения, наша семья жила трудно и бедно, и я хорошо помню чувство холода и голода в детские годы. Мой отец, сын сельского бунтаря-мельника, во время кровавой Гражданской войны сражался на стороне большевиков. Как один из немногих сельских жителей, умеющих читать (он закончил два класса местной церковно-приходской школы), отец был привлечен к организации в деревне колхоза. В 1935 году его взяли на работу в НКВД, и в 1937 году он был отправлен служить в Сибирь, в Ачинск, небольшой городок в Красноярском крае. Через два года его перевели в Котовск (НКВД, как правило, недолго держал своих сотрудников на одном и том же месте, чтобы они не расслаблялись в обывательской среде и не теряли служебного рвения).

Я очень любил родителей, особенно маму, которую, не знаю почему, всегда считал пожилой и больной. Отец, таланты которого включали умение играть на пианино и балалайке, все время пропадал на службе. Обычно он уходил на работу в десять часов утра и был там часов до пяти. Затем он приходил домой, обедал и отдыхал, а часов в восемь снова уходил на работу и возвращался чаще всего — часа в два-три ночи. Я никогда не спрашивал, и он никогда мне не рассказывал, чем он занимается на службе. Что касалось меня, то, как я ни старался не осложнять жизнь моим родителям, выбивающимся из сил, чтобы накормить и одеть четверых детей, мои постоянные мальчишеские выходки — лазанье по деревьям и крышам домов, участие в уличных драках со сверстниками и т. п. — принесли мне репутацию хулигана. Однажды учителя даже просили маму забрать меня из школы.

Мое знакомство если не с войной, то со связанными с ней ощущениями, предметами и людьми, началось, когда через Котовск стали проходить военные составы — как следствие заключенного в августе 1939 года соглашения СССР с Германией, так называемого пакта Молотова-Риббентропа. Поезда передислоцировали советские войска в Бессарабию, которая в рамках этого пакта передавалась от Румынии Советскому Союзу. Некоторые воинские части разбивали временные лагеря в городе, что вызывало недовольство местных жителей, опасавшихся, что в случае начала военных действий город подвергнется нападению и разрушению. Но для меня лично это было счастливое время увлекательных событий и приключений. Лето было жарким и душным, и солдаты часто меня просили сбегать и принести из колодца холодной воды. Я делал это с радостью, поскольку эти поручения позволяли мне ощущать какую-то сопричастность к окружавшим меня вещам — палаткам, снаряжению, оружию и пр. Все вокруг было таким необычным и интересным — много людей в военной форме, они что-то говорят, чистят винтовки или просто бездельничают.

Страшные дни наступили двумя годами позже, когда южный фланг воинских частей Гитлера — седьмая армейская группа — перешла границу севернее Котовска и развернула наступление на Киев, Началась поспешная эвакуация жителей города. Будучи семьей офицера НКВД, мы попали в одну из первых групп выезжающих. Нас заверили, что мы уезжаем на короткое время — неделю, другую, не больше, и мы взяли с собой только самое необходимое. Моего отца с нами не было, и мама, одев как можно теплее меня, моего семилетнего брата Петю и двенадцатилетнюю сестру Машу, сумела вместе с нами как-то втиснуться в теплушку уходящего с эвакуированными товарного поезда. Мой старший брат Вася в это время находился в санатории для больных детей в Крыму. В конце концов, мы добрались до деревни Красное Курской области, где я родился. Наша семья никогда не вернется в Котовск.

Деревня находилась в семи километрах от Прохоровки — места знаменитого танкового сражения за Курск в июле 1943 года. Эта битва, одна из величайших и кровавых военных операций Второй мировой войны, была поворотным пунктом нашего противостояния с фашистской Германией. Когда закончилось сражение, из более чем семисот домов в нашей деревне неразрушенными осталось около двухсот.

Неоднократные попытки наступления на этом участке фронта, предпринимаемые немцами задолго до Курской битвы, вынудили нас после трех месяцев пребывания в Красном уехать дальше на восток. Для этого нам выделили возчика с лошадью и телегой. Моя мать ничем не могла помочь отчаявшемуся возчику, как вдруг за сутки до нашего запланированного отъезда внезапно объявился в деревне отец. Оказалось, он получил краткосрочный отпуск — только чтобы перевезти нас на новое место, — и вот радостные, что хоть и ненадолго, опять вместе, всей семьей, мы влились в колонну гражданских беженцев, уходящих от наступающих немцев кто как мог — пешком, на телегах или автомашинах.

Мы направлялись в Воронеж, находящийся на расстоянии около 300 километров к востоку от Курска. Я не пожелаю своему злейшему врагу повторить наше путешествие. Некоторые колхозы уводили с собой стада овец и коров. Давно недоенные, они нещадно и жалобно мычали, находясь среди этого скопища людей, телег и машин, медленно передвигающегося на восток. На обочине лежали разлагающиеся трупы животных — лошадей, коров и др. Из-за опасения бомбардировок мы старались избегать открытых пространств, передвигаясь через лесные массивы или перелески. Так продолжалось восемнадцать долгих дней. Над головой летали немецкие истребители, разбрасывая антисоветские листовки, а навстречу нам пешим строем двигались колонны хмурых и небритых советских солдат.

Наконец, измученные и истощенные, мы добрались до Воронежа, где отец, попрощавшись с нами, посадил нас на поезд, направляющийся в Казахстан. Поезд шел очень медленно, останавливаясь на каждом полустанке, чтобы пропустить идущие навстречу эшелоны с войсками и техникой, отправляющимися на фронт. Нашим пунктом назначения стал промышленный город Кызыл-орда, расположенный в верховьях реки Сырдарья, песчаной, почти лишенной какой-либо растительности местности в южной части этого региона. Нас устроили в сарае, принадлежащем казахской семье, в небольшом двухкомнатном доме которой уже жила другая семья беженцев из пяти человек. В первые дни нам было очень холодно и голодно. Мы соорудили что-то вроде топчана, где мы, чтобы как-то согреться, спали все вчетвером — даже тогда, когда Петр и Маша заболели тифом.