Командарм - читать онлайн книгу. Автор: Макс Мах cтр.№ 7

— Далеко собрались? — поинтересовалось канотье.

— До Александровского участка, — улыбнулся Кравцов, предвкушая продолжение.

— Так это, знаете ли, через весь город. А вы, извините за вопрос, не из местных?

— Нет.

— Так я вам сейчас расскажу за нашу Одессу! — радостно сообщил дядька и тут же перешел к делу. — Эта дорога на Аркадию. Но вы ведь не знаете, что такое Аркадия, или все же да? Вот в том доме, вот в том, том — с мансардой — жил раньше Майорчик… Не слышали?

Не слышал. Читал глазами. Будда, Валдис Будрайтис — оперработник Особого Отдела Восьмой армии составил довольно-таки подробное досье на людей, замешанных в убийстве Моисея Вольфовича Винницкого. Была в том уголовном деле и справка на Мейера Зайдера по кличке Майорчик служившего адъютантом командира 54-го имени Ленина Советского революционного полка…

— Большой человек! — говорил между тем добровольный гид. — Говорят у самого Котовского…

Котовский вроде бы дружил с Япончиком. Будрайтис считал, что дело не только в том, что они вместе сидели в тюрьме. Особый отдел располагал многими интересными фактами из биографии комбрига…

"Комкора, — поправил себя Кравцов. — Теперь он на корпусе. А интересно бы узнать, где нынче находится та папочка…"

Но сейчас Кравцова живо интересовал совсем другой вопрос. Знал ли товарищ Колядный о существовании этого самого дела, и, если знал, догадывался ли, что Кравцов тоже читал собранный Будрайтисом "материал"?

Смерть Япончика была совсем не так проста и незатейлива, как рассказывали потом. Однако Кравцов доподлинно знал, что Никифор Урсулов не сам придумал расстрелять комполка Винницкого. Но бог с ним, если все еще жив. Дело в другом. В кровавом следе, протянувшемся через всю эту историю. Стрелял Урсулов, выполняя приказ то ли Подвойского, то ли Котовского. Но Будрайтис был уверен, интересы коммунистов и анархистов в этом конкретном случае сошлись. Речь, как прокуковала одна разговорчивая "кукушка" шла о больших тысячах, возможно, и миллионах в золоте и валюте… Хотя существовала и другая версия: Япончик просто слишком много знал, а кое-кто уже начал подчищать биографию, готовясь войти в "новый светлый мир" совсем не тем человеком, каким был при "проклятом царизме". И вот Япончик застрелен, отпет в Одесской хоральной синагоге и похоронен на еврейском кладбище. Зачем же примчался в Одессу комиссар полка Фельдман? Почему потребовал вскрыть могилу? Что он ожидал там увидеть? Этого Будда узнать не смог. Секретаря Одесского Совета Сашу Фельдмана убили на Привозе налетчики, мстившие за смерть своего "короля". Такова была официальная версия. Фельдман прибыл в Одессу осенью девятнадцатого по заданию штаба Махно, был опознан на базаре и убит бандитами. Позже именем комиссара — видного украинского анархиста — назвали Приморский бульвар… Вот только стрелял в Фельдмана не какой-нибудь паршивый налетчик, а бывший подпоручик Стецько — известный в то время как отчаянный боевик анархистской дружины Эдельвейс. Стрелял он, а свалили на бандитов. Но Будда много чего тогда раскопал, и не все это исчезло вместе с Особым Отделом расформированной армии. Кое-что твердо запечатлелось в больной голове бывшего командарма. И было среди этого "кое-чего" много такого, что и сейчас — и даже без документов — могло стоить Стецько, так быстро сменившему фамилию и партийную ориентацию, головы. Разумеется, он мог работать в ЧК, или быть оперативником Региступра ^[2], но крепло у Кравцова подозрение, что это не так. И, следовательно, Эдельвейс оставался "открыт для предложений, от которых невозможно отказаться…"

К тому времени, как Максим Давыдович добрался до горкома, время перевалило за два пополудни. Тем не менее, Кравцов все еще был жив, а инструктор Кайдановская оказалась — по крайнему случаю, как выяснилось чуть позже, — на месте.

— Здравствуйте, товарищ Кайдановская, — сказал Кравцов, входя в кабинет.

— Максим Давыдович!? — вскочила из-за стола женщина, но выражение ее лица говорило скорее об удивлении, чем о радости. Впрочем, чего еще мог ожидать Кравцов? Если он и был когда-то видным мужчиной, то времена те давно миновали.

— Помешал?

— Да, нет! Что вы! — она явно искала взглядом ордена на груди, да и нашивки какие-нибудь, наверное. Однако ни того, ни другого Кравцов пока не носил.

— У вас есть сейф? — спросил он, проигнорировав немой вопрос и переходя прямо к делу.

— Сейф? — удивилась Рашель Семеновна.

— Ну, да, сейф, — кивнул на стоящий в углу несгораемый шкаф Кравцов. — Мне, видите ли, один документ надо бы в надежном месте сохранить, а сейфа у меня нынче нет.

— А что за документ? — озаботилась вдруг инструктор Кайдановская. — Если…

— Ничего, что могло бы вас скомпрометировать, — перебил ее Кравцов. — Слово коммуниста. Верите?

— Ну…

— Это мое завещание, — сказал тогда Кравцов, протягивая Кайдановской запечатанный сургучом пакет.

— Завещание? — подняла брови женщина.

— Вроде того, — кивнул Кравцов. — Но читать его пока не надо. В смысле, пока я жив.

"А потом и вовсе незачем…"

Это был всего лишь "риторический жест". Попытка создать условия, чтобы, говоря со Стецько, чувствовать себя увереннее. На самом деле на трех листочках плохой писчей бумаги была изложена краткая версия "материалов Будды", и одному богу известно, сколько еще таких историй припрятано в сейфах, тайниках и нычках здесь, в Советской России, и там, за ее кордонами. За плечами у многих ныне здравствующих товарищей оставались годы подполья, революция и гражданская смута, и много чего такого, что, как говорится, только война спишет. Но спишет или нет, это ведь вопрос случая, не так ли?

1.

Весна прошла. Наступило лето. Жара, пыль. Но дела, имея в виду здоровье, как ни странно, пошли на лад. Не обремененный заботами Кравцов вволю спал, питался сносно, а то и вовсе хорошо, писал обзоры на военно-теоретические темы, гулял и вскоре начал даже плавать. В былые годы он не просто умел держаться на воде, но и слыл настоящим спортсменом. Неву, помнится, переплывал, хотя это и не Волга. И в Италии неоднократно ездил к морю. После пресной и мелководной Балтики соленая вода, в свое время, сильно удивила Кравцова, но теперь он буквально блаженствовал, "растворяясь" в теплом физиологическом растворе черноморского разлива. Одна беда — большую часть времени сильные течения не давали морю достаточно прогреться, и Кравцов изрядно мерз. И это уже было отнюдь не удовольствие, но стимул к активной физической работе. Вот Макс Давыдович и плыл. Как и сколько мог, а возможности, увы, оставляли желать лучшего. Однако постепенно мясо нарастало на костях, и тут и там начинали оформляться к вящему удовольствию хозяина всевозможные бицепсы и трицепсы, так что заметивший это Кравцов тут же поспешил придать стихийному процессу необходимые направление и осмысленность. Зарядочка по утрам, пробежки, стрельба из нагана, пешие прогулки и ежедневные заплывы сделали свое дело. Организм окреп, и повышенного пайка стало не хватать. Пришлось пустить в ход денежное содержание. Наличности у Кравцова было немного: оклад содержания красных командиров был и так невысок, да и то сказать — не оклад, а слёзы — по большей части выдавался натурой: крупами, картошкой, салом, ржавой селёдкой. Но, с другой стороны, Кравцов не был обременен ни семьей, ни поисками жилья. Он вполне мог позволить себе изредка прикупать на оставшиеся гроши кое-что из съестного у крестьян и содержавших приусадебное хозяйство одесских обывателей. Немного овощей и фруктов, вяленую рыбу, вино из-под полы — сухой закон на дворе — белый хлеб и самосад… Вроде бы, и немного, но нелишне. Отнюдь нет.