Дмитрий Самозванец - читать онлайн книгу. Автор: Фаддей Булгарин cтр.№ 142

Дворянин Золотой-Квашнин, возвратясь в Москву из Польши, где он пробыл долгое время, бежав туда при Иоанне и не смея возвратиться при Годунове, враге его рода, Золотой-Квашнин с негодованием переносил хладнокровие нового царя, который, вопреки обещанию, не дал ему никакой должности. Сомнительное поведение Золотого-Квашнина возбуждало к нему недоверчивость в приверженцах Лжедимитрия, и Квашнин пристал к недовольным, будучи исстари связан узами дружбы с родом Шуйских. Недовольные дорожили приязнию Золотого-Квашнина, который обещал или представить улики в самозванстве нового царя, или доказательство, что он обещал папе ввести в России католическую веру.

В одно утро Золотой-Квашнин остановился у ворот небольшого домика в Скородоме, привязал лошадь у забора и постучался в калитку. Старик отпер ему и ввел его в избу. Здесь встретила его старуха и сказала малороссийским наречием:

— Панночка была нездорова, но теперь ей, слава Богу, легче. Коли хочешь видеть ее, она там, в светлице. Золотой-Квашнин прошел чрез сени в светлицу. Там сидела за столом, подпершись рукою, высокая молодая девица. Голова у нее, как у больной, подвязана была шелковым платком, на плечи накинута была душегрейка. Прекрасное, выразительное лицо ее было бледно; в больших черных глазах видна была томность. Она хладнокровно посмотрела на Золотого-Квашнина и снова подперла голову рукою. Старуха вышла, и они остались одни.

— Непостижимое существо! — сказал Золотой-Квашнин. — Разреши мою участь! Терпение мое истощается, но любовь не гаснет. Кто ты? Какие твои намерения? Какая цель твоих странствий? В Кракове и Львове ты называлась русскою, в стане Димитрия — полькою, а здесь, в Москве, слывешь цыганкою! Проклинаю час, в который узрел тебя в первый раз в Кракове! С тех пор не знаю покоя! Черты лица твоего как будто вписаны в моей памяти; огонь глаз твоих сожигает мое сердце, звук голоса твоего беспрерывно раздается в ушах. Мне все бы хотелось быть с тобою, видеть тебя, слышать, и никакое рассуждение не может истребить моей кручины. Сжалься надо мною!

— Я уже слышала все эти пламенные речи!.. Лесть, обман! Пожалуйста, замолчи!

— Но разве ты не обещала мне отвечать решительно, когда мы прибудем в Москву? Разве я не заслужил твоего внимания моею преданностью, послушанием? Я все исполнил, чего ты требовала. Помогал тебе укрываться во Львове, в Кракове и в стане; исполнял твои поручения, как раб; отдал тебе даже важные бумаги, которых приобретение стоило мне столько труда и опасностей. Теперь я стражду в немилости! А если б я имел эти бумаги, то царь отдал бы мне за них половину царства! Не зная твоих намерений, в ослеплении, я был твоим орудием. О, любовь, любовь! Все я принес тебе в жертву, а ты холодна, как лед. Неблагодарная, ты все забыла! Разве я предлагаю тебе что-нибудь бесчестное! Иди со мною под венец — вот все, чего я от тебя требую. Разве и в этом поступке ты не видишь безмерной моей любви? Рядовой дворянин, я имею право выбрать себе жену между первыми русскими родами, а я предлагаю руку мою неизвестной… страннице…

— Мне жаль тебя, Квашнин! Но зачем ты требуешь от меня своего несчастия? Здесь, в России, женятся без любви; но ты, привыкший к иноземным обычаям, захочешь ли иметь жену с сердцем твердым и холодным, как камень? Я не могу любить тебя, не могу любить никого… одна страсть гнездится в душе моей — ненависть!

— Ты клевещешь на себя! Может ли такое создание, как ты, жить одною ненавистью? В глазах твоих пламя, любовь…

— Прошло время! — сказала девица с горькою улыбкой. — Сердце мое знало любовь и сгорело от нее! Неблагодарность, измена сожгли сердце мое и превратили его в черный, хладный уголь, который не может воспылать ничем, только местью.

— Ты мне столько раз повторяла это и до сих пор не хочешь открыть тайны… Кто изменил тебе, кто возжег ненависть в тебе ко всему человеческому роду? Скажи, откройся, я буду твоим мстителем! Ты следуешь повсюду за царем… Не скрывается ли счастливый изменник между его ближними?.. Ужели сам царь?..

— Так, он, этот царь, погубил меня! — воскликнула девица. — Он, как змей, впился в сердце мое, отравил жизнь мою и даже покушался на убийство. Квашнин! помоги мне отмстить вероломному — и я твоя!

Квашнин всплеснул руками и отступил назад.

— Сам Царь! О, я недогадливый. Теперь открылись мне глаза!.. Ты приводишь меня в ужас!.. Сам царь!..

— Какой он царь? — сказала девица. — Это исчадие иезуитского умысла, а не чадо Иоанново. Разве ты не убедился еще из писем иезуитских?

— Но он силен, он самовластвует в России! — сказал Квашнин.

— Послушай, Квашнин, будь искренен со мною. Я все знаю. В одежде цыганской, ворожа по домам, я проникла и в дом князя Василия Ивановича Шуйского. Знаю, что вы собираетесь там, и знаю, о чем толкуете. В первое ваше собрание я сама явлюсь к вам. Требую, чтоб ты молчал до тех пор и, когда я предстану посреди вас, чтоб поручился в ненависти моей к самозванцу, похитителю русского престола. Обещаешь ли мне это?

— Обещаю! — сказал Квашнин.

— Итак, ступай с Богом! Когда дело кончится — я отдам тебе мою руку.

— Но скажи мне, кто ты? Справедливо ли, что называешься Анною?

— Нет. Настоящее мое имя Калерия. Я вольная гражданка киевская, греческого рода и веры. Прошлец, проживая в Киеве, обманул меня — но ты узнаешь все после. Довольно, если я скажу тебе, что поклялась отмстить изменнику за оскорбленную, презренную любовь, за его злодейство-и исполню клятву или умру!

Квашнин в задумчивости вышел из светлицы. Любовь, страх, мрачные предчувствия колебали его душу. Он отправился в дом, занимаемый иезуитами, куда пригласил его патер Поминский для важного дела.

* * *

В палатах царских было тихо. Царь пировал у тестя своего Мнишеха, а царица Марина Юрьевна оставалась одна в своих комнатах. Наступил вечер, и пани Хмелец-кая ввела к царице польского дворянина Осмольского и удалилась.

Осмольский придвинул запросто стул и небрежно сел возле софы, на которой покоилась Марина.

— Что с вами сделалось, прекрасная царица, царица души моей? — сказал Осмольский. — Здоровы ли вы? Я замечаю в вас необыкновенное волнение, глаза ваши красны…

— Ах, Осмольский! Я сама не своя от гнева, досады… Вообрази себе, муж мой имеет любовницу!

— Так что ж? Тем лучше! Неужели вы ревнуете? Не влюбились ли вы в своего мужа?

— Это не ревность, но досада. Неужели этот ветреник не находит меня довольно красивою, что влюбился в другую? Уж, конечно, не ум, не хитрость, не дарования соблазнили его. Ты знаешь, как воспитаны здешние женщины; итак, вероятно, что он предпочел мне другую по одной красоте!

Осмольский улыбнулся и сказал:

— Если он не умеет ценить вашей красоты, очаровательная царица, тем хуже для него! Из этого не стоит вам беспокоиться. А в кого же он влюблен?