Дмитрий Самозванец - читать онлайн книгу. Автор: Фаддей Булгарин cтр.№ 100

— Государь! Я не вижу средств быть тебе полезным.

— Придет время. Теперь ты должен позвать ко мне новоприбывшего к нам дворянина из Москвы. Хрущов сказывал, что это человек предприимчивый, неустрашимый и мудрый. Я хочу послать его в Москву с важными поручениями. Надобно будет разгласить в войске, что он ушел от меня самовольно, чтоб не было никакого подозрения на меня, если его поймают в Москве; понимаешь?

— Не знаю, должно ли верить этому пришлецу, — возразил Меховецкий. — Хрущов сказывал, что это человек безнравственный, злобный, хитрый и уже известен в России многими злодеяниями. Его обвиняют даже в чернокнижестве.

— Тем лучше, тем лучше; мне такого-то и надобно, — сказал Лжедимитрий. — Приведи его ко мне, но прежде обыщи, чтоб при нем не было оружия. С этими приятелями водись, а камень держи за пазухой.

Меховецкий вышел, а Лжедимитрий заткнул кинжал за пояс, положил на стол пару пистолетов и сел на скамье, ожидая нового своего клеврета.

Вошел человек высокого роста, смуглый, с черными кудрями. Навислые брови его сокрывали небольшие глаза. Возле покляпого носа, на левой щеке была бородавка с волосами. Черная редкая борода была подстрижена ^[277]. Он остановился у дверей и поклонился Лжедимитрию в пояс.

— Здравствуй, Молчанов! — сказал Лжедимитрий. — С чем пожаловал к нам из Москвы?

— С усердием, преданностью и желанием служить тебе, моему государю законному, — отвечал Молчанов, снова поклонясь в пояс.

— Спасибо, брат, спасибо! Теперь только познается усердие, и первые мои слуги пред вступлением в Москву останутся первыми в Москве, когда воссяду на престол предков моих. Ну, что делает Борис? Что думает синклит и духовенство? Каково расположение в народе?

— Борис показывает вид, что не боится тебя и смущает народ, называя тебя бродягою и самозванцем. Духовенство служит и помогает ему верно. Бояре не любят, боятся Бориса и молчат; но многие из них втайне тебе благоприятствуют. Народ, любя кровь царскую, передался бы тебе, если б его уверили, что ты истинный сын Иоаннов. Но пока Борис жив и на престоле, никто в Москве не посмеет явно говорить в твою пользу.

— Пока Борис жив! — сказал Лжедимитрий, пристально посмотрев на Молчанова. — Но и Борис смертен, при всей своей хитрости. — Помолчав немного, Лжедимитрий примолвил: — Говорят, что ты, Молчанов, искусен в чернокнижестве и в составлении всяких зелий.

— Народ почитает все то чернокнижеством, чего не понимает. При родителе твоем отец мой бежал с князем Курбским в Литву. Мы жили в Вильне, в доме одного аптекаря, и я научился там латинскому, польскому языкам и составлению зелий. Возвратясь с Россию, при брате твоем Феодоре Ивановиче, я прослыл чародеем за то, что говорил с лекарями иноземными на чужом языке и вылечил несколько человек. Суеверный Борис по доносу врагов моих велел меня взять под стражу во время своего недуга. В доме моем нашли кости человеческие, нанизанные на проволоке, которые оставил мне один чужеземный врач, уезжая из Москвы. По этому заключили, что я чернокнижник, пытали, терзали и наконец полумертвого выпустили на свет, в вознаграждение за то, что я припарками унял боль в ногах у Бориса. Но ты, государь, воспитанный в земле просвещенной, ты не должен верить толкам невежд. Уверенность, что ты просветишь и возвеличишь Россию, и ненависть к Борису привели меня к тебе. Располагай мною, как вернейшим из рабов твоих.

— Итак, ты лично ненавидишь Бориса? — сказал Лжедимитрий, смотря пристально на Молчанова. — Ты умеешь составлять зелия? — Молчанов поклонился Лжедимитрию и не сказал ни слова. — Знаешь ли, приятель, — примолвил Лжедимитрий — что тот, кто мне принесет первую весть о смерти лютого врага моего и всей России, получит сан первого боярина и все имущество рода Годуновых?

Глаза Молчанова засверкали.

— За что ж, смею спросить, государь, такая награда за одну добрую весть? Что ж будет за самое дело? Ты в войне с Борисом, государь, и если б кто избавил тебя от твоего неприятеля, тот имел бы первое право на твою милость. Борис сулит целые области и всю казну царскую за твою голову; ты вправе воздать Борису седьмерицею!

— Сам ты человек разумный, Молчанов! На что мне с тобою терять много слов. Но ты знаешь пословицу: «Не силою ловец одолевает льва, а тем, что ловчая умнее голова». Ведь Борис не пойдет в поле биться со мною?

— Позволь мне, государь, отправиться в Москву. Отведаю счастья, авось удастся сослужить тебе службу. Хитер и силен Борис, да и вотчины Годуновых велики! Пойду в Москву: либо сена клок, либо вилы в бок!

— Идти в драку — не жалеть волос, — примолвил Лжедимитрий. — Вот тебе на дорогу; в этом мешке пятьсот червонцев. Уезжай отсюда потихоньку и не говори никому, куда едешь. Понимаешь меня? Прощай! Надеюсь вскоре поздравить тебя первым моим боярином и наследником вотчин Годуновых. Прошу тебя об одном: если б что случилось в Москве, побереги дочь Бориса Ксению. Голова ее дорога мне, как моя собственная. Если сбережешь ее и сохранишь до моего пришествия в Москву, то вдвое, втрое награжу тебя! Отдам все, что сам захочешь.

Молчанов поклонился в пояс, взял деньги и вышел из избы.

Лжедимитрий спустя немного времени также вышел, чтоб посетить воеводу Мнишеха, и встретил на улице Меховецкого, Бучинского и всех панов, начальников Дружин. За ними шел высокий, плотный, чернобородый русский мужик. Увидев Лжедимитрия, толпа остановилась.

— Царевич! — сказал Ратомский, — к тыльной страже прибыло человек до трехсот охотников, из русских крестьян, молодец в молодца; они вооружены ружьями, топорами и кистенями и, кажется, знают воинское ремесло. Вот их начальник; он говорит, что знает тебя, и пришел проситься у тебя в службу.

Высокий и плотный крестьянин повалился в ноги Лжедимитрию и сказал:

— Прости и помилуй, государь-батюшка! Мы пришли к тебе на верную и усердную службу. Повинную голову меч не сечет!

— Встань! Кто ты таков и откуда пришел? — спросил Лжедимитрий, пристально всматриваясь в лицо просителя.

— Неужели ты не узнаешь меня, царь-надежа? Я тебя тешил в лесу песенками и для твоей же забавы отправил жида на тот свет: я Ерема! Помнишь ли, как ты сказывал нашему покойному атаману, Хлопке-Косолапу, что, если царевич придет в Россию, то он простит вольнице и позволит ей идти с собой на Москву? Покойник крепко полюбил тебя и часто вспоминал. По смерти Хлопки мы кое-как укрывались в брянских лесах и, случайно встретив чернеца Мисаила, узнали от него, что ты тот самый, что был у нас в гостях — так и пришли к тебе с повинными головами.

— Господа! — сказал Лжедимитрий, обратись к польским панам. — В нашем положении нельзя быть слишком разборчивым при наборе войска. Эти головорезы составят наш передовой полк: они будут драться, как отчаянные, избегая виселицы. Украина и вся Северская страна наполнена беглецами и бродягами, они все присоединятся к нам, если узнают, что мы их не чуждаемся. В противном случае они могут умножить войско наших врагов. Впрочем, богоугодное дело — превращать разбойников в воинов. Послушай, Ерема: я прощаю вам все проступки и принимаю вас в службу, но только с условием, не забавлять меня более такими шутками, какую ты сыграл с жидом, и отказаться вовсе от ремесла закидывать сети по чужим клетям. Бей только того, кто стоит противу тебя в поле, с оружием. Когда война кончится, я сам награжу всех вас деньгами и землями, а пока — ведите себя мирно, чинно, как пристойно царским воинам. Ерема поклонился в землю и сказал: