Сам Николай Петрович был тщательно наряжен в тон с убранством комнаты: в домашних брючках, комнатных туфлях и сюртуке с кистями. И смотрелся весьма импозантно: аккуратно постриженная бородка, причесочка с благородной сединой, волосок к волоску. Да, преуспевающий художник.
Похоже, он всегда тщательно работал над своим визуальным образом.
Невзирая на то что ночью лишился брата.
– Павел Сергеевич, здравствуйте, – сказал он мне. – Могу я на правах старшего называть вас Пашей?
– Как вам будет удобно.
– О вас поступают хорошие отзывы.
– От вашего сына?
– Гм, гм, и не только… И поэтому я решил вас, как это называется? Нанять. Да, нанять, чтобы вы разобрались в смерти моего родного и горячо любимого брата Павлика.
– Но у меня уже есть клиент. Ваш сын.
– Но он вас, как я знаю, нанимал для другого. Для того, чтобы как бы чего не вышло. И вот – вышло. Вины вашей в этом, конечно, нет. Вы не успели… Но те договорные отношения с моим сыном можно считать исчерпанными. И теперь я хочу воспользоваться вашими услугами. Мне надо понять, было ли случившееся самоубийством. И если да, то что стало его причиной. А если вдруг мой брат пал от зловредной и злонамеренной руки, тогда кто это сделал. К тому же у вас, как мне сказали, добрые отношения со следователем, ведущим дело. Не правда ли?.. – он выждал паузу – я молчал, ничего, как говорится, не подтверждая, но и не опровергая. – Могу я узнать ваши стандартные условия?
Я назвал.
– Я заплачу вам в полтора раза больше!
– Очень щедро.
– Тогда приступайте!
– Пожалуйста. И для начала я опрошу вас. Итак, кому может быть выгодна смерть вашего брата?
– В смысле?
– Грубо говоря, кто его наследники?
– Ммм… Я не знаю. А кто по правилам?
– Он был женат?
– С женой он в разводе. Давно. С юности. Еще с начала девяностых годов. И более не женился.
– Дети?
– Кажется, у него их не было и нет.
– Кажется?
– Да, жили они с супругой очень нехорошо, ругались… Расстались очень плохо и никаких больше отношений не поддерживали. Кажется, она умерла… А впрочем, точно не знаю… Брат больше не женился… Он вел довольно рассеянный образ жизни… Поэтому, если вы спрашиваете о детях, отвечаю: все может быть. И дети тоже.
Но я ничего о них не знаю. Брат ни о ком никогда не говорил, никому не помогал.
– Может, он завещание написал?
– Я об этом тоже ничего не ведаю.
– Значит, по закону наследниками являются его родители. Мать Антонина Николаевна. И отец. А что с вашим отцом?
– Насколько я знаю – как нам рассказывала мама, – он погиб, утонул. Давно.
– Тело нашли? Где похоронен?
– По-моему, вы слишком глубоко копаете. Его не стало еще в конце семидесятых.
– Ладно. А что насчет недоброжелателей?
– Брат был чиновник… Высокого ранга… Поэтому, наверное, недоброжелателей и даже врагов у него хватало…
– А кого из них знаете лично вы?
– Я? Хм. Ну, вот, к примеру. Наш сосед. Тимофей Одинцов.
– Сосед? Вот как?
– Но он давно в бегах. Скрывается за границей. Уже много лет, больше пяти – точно. Тут у нас осталась только его, что называется, соломенная вдова – Елена Сергеевна. Кстати, давеча она как раз была здесь, в особняке, в гостях.
– Тогда расскажите о ней, пожалуйста.
– Извольте.
* * *
Одинцовы купили дачу, находящуюся забор в забор с кирсановской, еще когда был жив дед, академик архитектуры Николай Петрович Кирсанов-старший. Дача принадлежала раньше гроссмейстеру Бланку. Гроссмейстер умер, сын его эмигрировал в Америку, в девяносто третьем вслед за ним отправилась и вдова шахматиста. Дачу она продала Тимофею Евгеньевичу Одинцову – выскочке и нуворишу (по мнению деда). Одинцов почти сразу развернул на участке грандиозную стройку. Был он юрким, общительным и веселым. Приходил к Кирсановым знакомиться. Дед, которого страшно нервировал строительный шум с соседского участка, не смолкавший даже и ночью, принял Одинцова холодно.
Зато когда деда не стало (а на соседском участке вырос хай-тековский особняк с окнами в пол, нелепый с точки зрения архитектуры, зато с зимним садом и бассейном), Одинцовы и Кирсановы подружились. Особенно в дружбе преуспел Павел Петрович, у которого с новым хозяином сразу нашлись деловые интересы. Однажды он даже отдыхал на одинцовской яхте, барражировавшей в Средиземном море.
В нулевые годы Одинцов занялся строительным бизнесом. Одним из его проектов было строительство многоэтажного жилого квартала близ деревеньки Матвеевки все на том же престижном Рублево-Успенском направлении. Он даже ходил по этому поводу консультироваться у властительного соседа, Павла Петровича, и тот заверил его, что никаких проблем не будет.
Одинцов приобрел земельный участок, заказал проект. Однако по закону требовалось пройти так называемые общественные слушания, то есть получить одобрение стройки у проживавшего рядом народонаселения. Обычно о подобных слушаниях, как и о самих проектах застройки, никого не извещали. На собраниях, куда привозили заранее заряженных двух-трех алкоголиков из местных, втихаря штамповалось одобрение. А когда начинали урчать бульдозеры и махать крыльями строительные краны, и жители спохватывались – их отшивали: где ж вы раньше-то были? Уже поздно, ваши же представители новострой одобрили!
Но в тот раз келейно решить не получилось. О стройке откуда-то прознали ушлые местные депутаты. Начали мутить, возбуждать народ. В итоге на слушанья в маленьком физкультурном зале местной школы собралась толпа в сотни человек. Набили весь зал, холл школы, еще и во дворе толпились, куда была выведена прямая трансляция. Пришли с плакатами: «Долой!», «Нет стройке!» и прочими. Кто-то подогнал журналистов да с телевидения. В СМИ появилось несколько репортажей. Ситуация вознеслась до губернатора области. И тот личной властной рукой стройку зарубил.
Не совсем напрочь, но семнадцатиэтажные типовые дома заменил четырехэтажками. Жителям Матвейки пообещали канализацию и бесплатные абонементы в строящийся в жилом квартале спортивный комплекс. Пришлось переделывать проект, ставить новостройки вплотную друг к другу, чтобы хоть как-то компенсировать потери в этажности. И все равно Одинцов лишился едва ли не половины запланированной прибыли.
Павел Петрович после этого волновался: вдруг сосед к нему придет с предъявой? Видит бог, вины его в том, что народонаселение возбухло, не было. Однако и за гораздо меньшие оплошности людей в нынешние времена заказывали и убивали. Однако Тимофей Одинцов оставался по отношению к Кирсанову прежним – ласковым и веселым.
Павел Петрович объяснял это для себя умягчающим влиянием супруги Одинцова, Елены Сергеевны. Спокойная, выдержанная, не по годам мудрая (она была младше Тимофея лет на десять), дама всегда облагораживала порывистый до сумбурности характер Тимофея.