Комбат по прозвищу Снежный Лис - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Першанин cтр.№ 20

— Все вы, мужики, такие!

— Кира Николаевна, — подал голос Калугин, — рассуждала бы ты поменьше. Выплюнь свою соску и картошкой займись. Подгорает.

— От такой жизни не то что закуришь — запить хочется. Сорок раненых да обгоревших в одном бою. И тридцать человек похоронили. Сегодня трое погибли.

— Можно подумать, ты от жалости к ребятам сейчас заплачешь!

Калугин недолюбливал броскую, высокомерную с бойцами медсестру, носившую на увесистой груди две медали «За боевые заслуги». Знал, что была в близких отношениях с начальником санбата. Получился какой-то скандал с его женой, и Замятину перевели от греха подальше в танковый батальон.

— Вы пишите свои бумаги, товарищ капитан, а за картошку не беспокойтесь.

Григорий Денисович Калугин хотел съязвить насчёт медалей, но сдержался. Несолидно бы получилось. Тем более, заканчивал письмо родителям погибшего сегодня младшего лейтенанта Кузовлёва. Ни медали, ни ордена у командира танка не было, так же, как у большинства других танкистов. Не баловали людей в сорок втором году наградами.

Глянув ещё раз на медсестру, подвинул ещё один листок. Надо представить Кузовлёва к медали «За отвагу». Заслужил её парень, хоть и посмертно. В упор на своём лёгком танке с немецкой самоходкой сражался.

Сидевший рядом Николай Антюфеев встрепенулся, к чему-то прислушиваясь. Крикнул, одевая шапку и бушлат:

— Гасите печку, фрицы летят, — и выскочил из землянки.

Кира растерянно застыла у печки. С руганью подскочил старшина Черняк, открыл заслонку и плеснул два ковша воды. Всё заполнилось клубящимся паром, серым от золы. Подхватив автомат, тоже выбежал из землянки.

В ночном небе нарастал прерывистый гул тяжёлых самолётов. Комбат Шестаков разглядел силуэты трёхмоторных транспортных «Юнкерсов-52» сширокими крыльями и массивным корпусом.

Батарея работала слаженно. Вокруг звена «транспортников» вспыхивали шапки снарядных разрывов. Тяжело загруженные самолёты плыли медленно, со скоростью 260 километров в час.

Казалось, что частые вспышки наглухо перегородили путь к Сталинграду тройке загруженных под завязку юнкерсов, но звено упорно пробивалось сквозь частокол разрывов. Следуя за ведущим, самолёты набирали высоту, но при этом терялась и без того медленная скорость.

Один из «юнкерсов» встряхнуло. Танкисты оживлённо кричали:

— Добивайте гада!

— Он уже отстаёт… сейчас кувыркнётся.

Повреждённый самолёт действительно отставал. Вспышки вокруг него превратились в сплошное светящееся облако. Старший лейтенант Антюфеев корректировал огонь, его команды сразу передавались на каждое орудие девушками-связистками.

— Черняк, разворачивай свой браунинг, чего стоишь! — крикнул комбат Шестаков.

— Есть! — весело отозвался старшина, передёргивая затвор крупнокалиберного пулемёта «Браунинг», установленный на бронетранспортёре «Скаут».

Черняк владел пулемётом умело. Тяжёлые пули, способные достать самолёт на высоте двух километров, шли светящейся трассой к силуэту юнкерса. Танкисты из роты Григория Калугина тоже не выдержали и открыли огонь из трофейного пулемёта МГ-42.

— Горит, сволочь!

— Это старшина его из браунинга уделал.

Хотя танкисты не жалели патронов, тяжёлый самолёт подбили зенитчики прямым попаданием снаряда.

Но даже с горящим мотором и рваной пробоиной в корпусе юнкере продолжал упорно тянуть в сторону аэродрома под Сталинградом. Затем стал быстро терять высоту, исчез из виду, а на горизонте вспыхнуло зарево. Спустя несколько секунд послышался глухой отдалённый взрыв.

— Пару танков или бронетранспортёр бы туда послать, — горячился лейтенант Пётр Бельченко. — Может, кто из фрицев уцелел. Да и трофеи пригодились бы.

— Не навоевался, орёл? — поддела его зенитчица Настя Вересова. — За каким хреном в ночь мчаться? На мину наскочить или в канаве голову свернуть? И вообще, лучше бы догадался меня погреть. Чтой-то застыла я на ветру.

— И то верно, — согласился Антюфеев. — Обними девку, лейтенант, если просит. А там сгорело всё. Разве что пару-тройку тюков в снег отбросило. Завтра подберём.

— Пошли ужинать, — подвёл итог спорам комбат Шестаков. — А ты, Петро, приглашай Настю к нам. Места за столом хватит.

Сержант Настя Вересова, в бушлате, с карабином за спиной, отрицательно покачала головой:

— Спасибо, товарищ капитан, я лучше к своим пойду.

— А мы что, чужие тебе? Вместе по фрицам стреляли. Надо обмыть подбитый юнкере.

— Лучшая наводчица во взводе, — вмешался Антюфеев. — Петро, бери девчонку, чего теряешься?

— Иди-иди, не ломайся, — благосклонно проговорила Кира. — Петя Бельченко разведчик смелый, а насчёт девушек теряется. Хоть целоваться его научишь.

— Помолчала бы, товарищ медсестра, — вскинулся было двадцатилетний лейтенант и неожиданно заявил — А целоваться я умею, нечего ерунду болтать.

— Умеешь, умеешь, — отмахнулась Кира Замятина. — Будем мы ужинать или нет?

— Пошли, Настя, — осмелел Петро. — Сам товарищ комбат тебя приглашает.

Кое-как уместились за сколоченным из досок столом, где стояли банки трофейных консервов, миски с солёной капустой, салом, крупно нарезанной селедкой. Кира поставила в центр сковороду с жареной картошкой:

— Не дожарила маленько. Старшина огонь в печке залил.

— Горячо сыро не бывает, — потирал ладони Петя Бельченко. — А ты, Настя, сымай бушлат. Здесь не холодно.

Сержант Вересова чувствовала себя скованно. На гимнастёрке поблёскивала медаль «За боевые заслуги».

— Давно наградили?

— Давно. Ещё в сентябре.

Настя не любила говорить о своей награде. Получила в госпитале после боя, когда отбивали атаку прорывавшихся к Волге ненецких танков. Мало кто из её подруг-зенитчиц выжил тогда.

Кроме того, поймала настороженный взгляд медсестры Замятиной. Та, неизвестно за какие заслуги, успела получить две медали. Кира знала, что танкисты за спиной подсмеиваются над ней. Лучше не заводить разговор о медалях. Замятина на язык острая, испортит настроение.

Выпили за сбитый самолёт, за победу. Как водится, третий тост провозгласили за погибших в разведке бойцов. Кира, раскрасневшаяся от выпитой водки, сидела рядом с Шестаковым. Настроение у неё изменилось. Она прижималась бедром к комбату хвалила смелого разведчика Петю Бельченко и опытного зенитчика Антюфеева.

— Меня хвалишь, а сидишь рядом с комбатом, — смеялся командир батареи.

— У тебя своих девок хватает, а о нашем комбате позаботиться некому. Вон, безрукавка порвана, зашить бы надо. После ужина и заштопаю.

Сказано было с явным намёком, что она собирается не только починить овчинную безрукавку. Калугин покачал головой, а Шестаков негромко проговорил: