Выглядели они грозно, пугающе, однако Артас взглянул на зловещих духов ледяной стихии лишь мимоходом: его внимание тут же привлекло то, ради чего он стремился сюда.
Ледяная Скорбь…
Меч оказался накрепко скован массивной острогранной глыбой льда. Вязь рун вдоль клинка мерцала студеной синевой. Ледяная глыба парила над помостом, установленным на вершине большого, пологого, припорошенного снегом кургана. Рунический клинок поблескивал, искрился в лучах неяркого дневного света, струившегося с высоты сквозь расщелину в своде пещеры. Отчасти скрывая от взгляда узоры и форму меча, ледяные оковы подчеркивали, приукрашивали остальное, словно стремясь и спрятать, и в то же время обнажить красоту легендарного оружия. От этого клинок казался еще соблазнительнее – точно тело новой возлюбленной, мелькнувшее за полупрозрачной газовой занавесью, – и Артас узнал его с первого взгляда. Да, этот самый рунический меч и снился ему в первую ночь по прибытии на берег Нордскола, именно этот меч, не убил, но исцелил, вернул к жизни Непобедимого! Наутро Артас счел сие добрым знамением и теперь убедился: воистину, сон был вещим. Вот она, цель его поисков! Вот он, тот меч, который изменит все!
Охваченный буйным восторгом, Артас не мог оторвать от оружия глаз. Руки заныли, страстно стремясь схватить меч, сомкнуть пальцы на рукояти, почувствовать, сколь плавно клинок рассекает воздух, нанося тот удар, что прикончит Мал’Ганиса, а с тем положит конец и мукам жителей Лордерона, и этой испепеляющей жажде мести.
Будто завороженный, Артас шагнул вперед.
Грозный элементаль, дух стихии, обнажил ледяной меч.
– Поверни назад, пока не поздно, – провозгласил он.
– Думаешь уберечь от меня этот меч? – яростно зарычал Артас, сам устыдившись собственной вспышки.
– Нет, – пророкотал в ответ дух. – Пытаюсь уберечь тебя от него.
На миг Артас замер, изумленно подняв брови, но тут же встряхнулся и решительно сузил глаза. Нет, все это – лишь хитрость, уловка. От Ледяной Скорби – от спасения своего народа – он не откажется ни за что. Ложь врагу не поможет.
С этими мыслями он устремился в бой, и его люди последовали за ним. Подняв волшебное оружие, духи стихии двинулись навстречу, но Артас целиком сосредоточился на их предводителе – на том, что охранял Ледяную Скорбь. Все затаенные надежды, все тревоги, всю досаду и страх выплеснул он на этого необычного охранителя! То же сделали и его люди, бросившись на прочих элементалей, стерегших легендарный меч. Молот взлетал и падал, взлетал и падал, круша ледяную броню, из горла рвался нечленораздельный яростный крик. Как смеет это создание преграждать ему путь к Ледяной Скорби? Как смеет оно…
Издав протяжный глухой звук, поразительно похожий на предсмертный хрип умирающего, дух вскинул кверху ледяные «руки» и исчез.
Артас остановился, с трудом переводя дух. При каждом выдохе с окоченевших губ срывались, таяли в стылом воздухе облачка пара. Чуть отдышавшись, принц повернулся к столь тяжело доставшемуся ему трофею. Стоило снова увидеть меч – и все опасения исчезли без следа.
– Смотри же, Мурадин, – чувствуя, как дрожит голос, выдохнул Артас. – Вот она, Ледяная Скорбь. Вот оно, наше спасение.
– Постой, малец. Погоди.
Грубоватый, едва ли не приказной тон Мурадина подействовал на Артаса, точно ведро ледяной воды, опрокинутое на голову. Моргнув, он разом очнулся от восторженного оцепенения и повернулся к дворфу.
– Что? Почему?
Мурадин сосредоточенно щурился, не сводя глаз с меча в воздухе и помоста под ним.
– Что-то тут не так, – проговорил он, ткнув толстым, коротким пальцем в сторону рунического клинка. – Слишком уж все просто выходит. Глянь-ка: висит себе в луче света, идущего неизвестно откуда, будто цветочек, только и ждущий, когда же его сорвут.
– Слишком уж просто?! – переспросил Артас, окинув его недоверчивым взглядом. – Но ты же так долго искал! А чтобы добраться до него, пришлось биться с этими созданиями.
– Э-э, это что, – пренебрежительно фыркнул Мурадин. – Все, что я знаю о реликвиях, подсказывает: бедой тут смердит, как рыбой в доках Пиратской Бухты… – Бывший наставник тяжко вздохнул и сдвинул густые брови. – Погоди! Там, на помосте, какие-то письмена. Дай-ка взглянуть, не удастся ли мне их прочесть. Возможно, они что-то да объяснят.
Оба двинулись вперед: Мурадин – чтоб присесть у помоста и приглядеться к надписи, ну а Артас… Артаса манил к себе меч. На письмена, так заинтриговавшие Мурадина, он взглянул разве что вскользь. Надпись была сделана на каком-то незнакомом языке, однако дворф, по-видимому, вполне мог ее прочесть: взгляд его так и забегал по строкам.
Подняв руку, Артас погладил разделявший их лед. Глянцевитый, скользкий, холодный – с виду лед как лед, однако в нем чувствовалось нечто необычное. Нет, это не просто замерзшая вода. Правда, сам Артас не смог бы ответить, отчего так решил, но ничуть в этом не сомневался. От глыбы льда веяло странной, едва ли не неземной силой.
Ледяная Скорбь…
– Ага, кажется, понимаю. Написано на калимаге – языке элементалей, – сказал Мурадин, морща лоб. – И это… предостережение.
– Предостережение? О чем?
«Может, о том, что, разбив лед, можно повредить меч?» – подумал Артас. Впрочем, глыба странного льда, похоже, была… отколота от другой, много большей.
Мурадин начал медленно переводить. Артас слушал его вполуха, не сводя глаз с меча.
– «Кто возьмет сей меч в руки, обретет безграничную силу. Но помни: клинок его рассекает плоть, сила же ранит душу».
Дворф вскочил на ноги. В таком волнении Артас не видел его еще никогда.
– Ох ты, мне бы раньше догадаться! Клинок-то проклят! К дьяволу его, идем отсюда!
Восклицание Мурадина отозвалось в сердце странной щемящей болью. Уйти? Уйти и оставить легендарный рунический меч здесь, в ледяных оковах, пылиться без дела? Тогда как надпись, угрожая душевными ранами, сулит и «безграничную силу»?
– Моя душа и без того изранена, – возразил Артас.
Это было чистой правдой. В душе его оставила свой след и нелепая, бессмысленная гибель любимого коня, и ужас при виде восставших мертвецов, и предательство любимой – да, ведь он любил Джайну Праудмур, уж теперь-то, в минуту, когда душа его, обнаженная, беззащитная, предстала перед судом легендарного меча, сомнений в этом не оставалось. В душе оставила шрамы необходимость истребить сотни людей, солгать своим солдатам и навсегда заткнуть рты тем, кто мог усомниться в его решениях, не подчиниться приказу. Как много душевных ран… а уж отметины, что оставит сила, способная одолеть столь ужасное зло, наверняка окажутся еще глубже.
– Артас, малец… – В грубоватом, хриплом голосе Мурадина послышалась мольба. – Зачем навлекать проклятье на свою голову? Нам и без этого хватает бед.
– Проклятье? – горько рассмеялся Артас. – Ради спасения родной земли я с радостью приму на себя любое проклятье!