Коронованный рыцарь - читать онлайн книгу. Автор: Николай Гейнце cтр.№ 2

— Ну, пойдем, пойдем, — вдруг смягчился старик и, спустив на пол ноги, стал натягивать в рукава шинель.

Медленно вышли они из сторожки. Горбун шел впереди, а Пахомыч покорно следовал сзади.

В саду уже было почти светло и группы деревьев с ярко-зеленной листвой, покрытой каплями росы, блестели, освещенные каким-то чудным блеском перламутрового неба. Кругом была невозмутимая тишина. Даже со стороны города не достигало ни малейшего звука. Ни один листок не шелохнулся и ни одной зыби не появлялось на местами зеркальной поверхности запущенных прудов.

Горбун шел твердой походкой, как бы хорошо зная цель своего пути. Наконец, они стали подходить к пруду, через который перекинут известный кулибинский механический мост.

Русский самоучка Кулибин делал этот мост, как модель, на дворе академии наук, в продолжении четырех лет. На его постройку Потемкин дал ему тысячу рублей. Мост предназначался быть перекинутым через Неву, но это не состоялось, а модель украсила волшебный сад Таврического дворца.

Не доходя нескольких шагов до моста, Пахомыч и горбун остановились. Около полуразвалившейся скамейки лежал труп молодой женщины. Для Пахомыча это было неожиданной, страшной находкой.

Была ли она таковой же для горбуна?

Молодая женщина лежала навзничь.

Это была, в полном смысле слова, русская красавица. Темно-русая, с правильным овалом лица, белая, пушистая кожа которого оттенялась неуспевшим еще исчезнуть румянцем. Соболиные брови окаймляли большие иссине-серые глаза, широко открытые с выражением предсмертного ужаса. Только их страшный взгляд напоминал о смерти перед этой полной жизни и встречающейся редко, но зато в полной силе, огневой русской страсти, молодой, роскошно развившейся женщины-ребенка.

На вид покойной нельзя было дать и двадцати лет. Высокая, стройная, с высокой грудью, она лежала недвижимо, раскинув свои изящные, белые руки.

По одежде она, видимо, принадлежала к высшему аристокрактическому кругу. На ней был одет «молдаван» (род платья, любимого императрицей Екатериной II) из легкой светлой шелковой материи цвета заглушённого вздоха (soupur etcuffe), отделанный блондами, мантилья стального цвета и модная в то время шляпка; миниатюрные ножки были обуты в башмачки с роскошными шелковыми бантами.

Изящные руки были унизаны кольцами и браслетами из крупного жемчуга или, как тогда его называли, «перло» с бриллиантовой застежкой. От красавицы несся аромат «душистой цедры», любимых духов высшего общества того времени.

Возле трупа валялись шелковые перчатки и длинная трость с золотым набалдашником, украшенным драгоценными каменьями. Ни одного пятнышка крови не было на покойной, только белоснежная шея, повыше ожерелья, была насквозь проткнута длинной, тонкой иглой.

И Пахомыч, и горбун стояли несколько времени молча, созерцая эту страшную картину при фантастическом освещении белой ночи.

— Вот так находка… — притворно-удивленным тоном прервал молчание горбун, между тем, как чуть заметная змеиная улыбка злобного торжества скользнула по его отвратительным губам.

— Ты знал это, горбун? — строго промолвил Пахомыч.

— Я!.. — взвигнул тот. — С чего это ты взял, старый хрен?.. Может сам этому греху причастен… старину вспомнил… а я, кажись, в смертоубойных делах не замечен…

— Ну, ну, пошел… я так, к слову, потому ты звал…

— Звал… — передразнил горбун. — Потому и звал, что крикнула она в саду благим матом… На помощь спешил… опоздал…

В голосе его слышались ноты скрыто-злобного смеха.

— А… а… Так бы и сказал там, а то… я… — запинаясь, стал было оправдываться Пахомыч.

— А то ты… ворона… — перебил его снова горбун. — Ишь, красота-то писанная… и богатейка, должно быть… Только чьих она будет?.. — с искусно деланным соболезнованием продолжал он, наклоняясь к покойной, и своей грязной, костлявой рукой дотрагиваясь до ее нежного лица.

— Глянь-ко, может отдохнет… — заметил Пахомыч со слезами в голосе.

— Куда отдохнуть… Капут, коченеет… — отвечал, усевшись уже теперь у самого трупа, горбун.

— Болезная моя, молодая какая и такую смерть принять… И как он ее укокошил… кажись, никакого изьяна, лежит как живая…

— Я и сам сначала диву дался, ан дело-то просто… Глянь-ко сюда… Игла-то какая…

Пахомыч наклонился.

Горбун схватил двумя пальцами конец иглы, торчавшей из шеи, и с силой дернул.

Игла осталась в его руках, а на шее показалась густая капля крови.

— Сонную жилу он ей пропорол, да как ловко!.. — почти с наслаждением произнес горбун.

— Что же делать… по начальству бежать?.. — дрожащим от волнения голосом спросил Пахомыч.

Горбун даже вскочил на ноги.

— Ну, старина, ты, видно, совсем из ума выжил… Бог нам счастья посылает, может за наше житье нищенское милостями взыскивать, а он, поди-ж ты, к начальству… Надоело, видно, тебе на свободе гулять, за железную решетку захотел, ну и сиди посиживай, коли охота, а я тебе не товарищ… Налетит начальство, сейчас нас с тобой рабов Божьих руки за спину и на одной веревочке…

Горбун даже закашлялся, выпалив залпом такую сравнительно большую речь.

— Что же тут с ней поделаешь… и какое же это счастье?

— Что поделаешь, ворона московская, крыса седая… Второй век живешь, а ума не нажил даже на столько…

Горбун указал на кончик своего мизинца. Пахомыч молчал.

— Подь-ко ты, тут под мостом заступа лежат… возьми который покрепче…

Старик послушно отправился на указанное место, а горбун снова опустился на траву около трупа.

Через несколько минут Пахомыч вернулся с заступом в руках.

— Рой! — указал ему горбун на место по берегу пруда, в полутора шагах от трупа. — Схороним в лучшем виде… Траву-то обрежь осторожнее, пластом подними, потом на место положим… Следа через час не будет… а золото-то у нас…

— Не трожь… Что ты задумал… покойницу грабить!.. — крикнул Пахомыч, видя, что горбун хладнокровно возится у шеи трупа, стараясь растегнуть затейливый замок аграфа.

Тот поднял только голову и повернул в сторону Пахомыча свое безобразное лицо, с горящими как у волка глазами.

— Помолчи, старина. Я ведь давно молчу… — взвизгнул он. — И глуп же ты, как стоеросовое дерево, — продолжал он, несколько смягчившись. — На что ей в земле-то золото ее да камни самоцветы, да перлы… Помолчи, говорю, от греха, да не суйся не в свое дело… Копай, копай.

Старик молча продолжал работу, с далеко не старческой силой владея тяжелым заступом.

Он молчал, но крупные слезы выкатывались из его глаз при каждом ударе заступа о рыхлую землю.

Горбун, между тем, совершенно спокойно, неторопясь снял с трупа все драгоценности, не позабыв даже креста, оторвал кусок материи от мантильи и, завернув в него свою добычу, сунул его за пазуху.