Право на месть - читать онлайн книгу. Автор: Сара Пинборо cтр.№ 32

– Прости, Джон, – шепчет она, и, хотя ее глаза сухи, голос у нее трескается. – Прости меня, пожалуйста.

Но тут он говорит ей, что все в порядке, он любит ее; он прижимается своей обнаженной кожей к ее, они целуются. Он любит ее. Он любит ее!

В следующие недели, когда она понимает, что тошнота, усталость, постоянное чувство голода не стоят беспокойства и что их скоро станет трое, она думает, что знает, когда был зачат ребенок. В ту особенную ночь ее откровения.

Может быть, Бог ее простил…

32

СЕГОДНЯ

Ава

Наконец-то мне удается выпроводить их всех. Чтобы у нас было «какое-то время для себя». Это было непросто. Они ведут себя так, будто мы дети, которых нельзя оставлять одних, но, после того как я некоторое время сплошная любезность и свет, я добиваюсь своего. Хоть немного наедине с мамой. Одна ночь, когда никого из них нет поблизости.

Странное ощущение, когда все они ушли. Крохотное жилье внезапно стало таким большим. Элисон оставила на холодильнике кучу контактных телефонов, что кажется вполне нормальным, пока ты не понимаешь, что это телефоны не уборщиц и бебиситтеров, а полиции, психиатров и надзирающих лиц. И все же в животе у меня бурчит от возбуждения и нервов. Это больше не моя жизнь. После сегодняшней ночи. Даже если он не появится – а он появится, какие могут быть разговоры! – я не вернусь. Я так решила. Мама пытается держать себя в руках, но мы не говорили об этом. О том, что она сделала в тот день. Элисон сказала, что она никогда об этом не говорит. Возможно, они надеются, что она откроется мне, но этого не случится. Я не хочу знать и не хочу, чтобы она говорила голосом моей мамы. Она мне больше не мама, она какой-то вывернутый фрик из газет.

Когда я родилась, ее надзирающим лицом была не Элисон. Какая-то женщина по имени Джоанна. Элисон появилась, когда я была младенцем и мы переехали сюда. Прошлая жизнь. Не моя. Моя жизнь в моем будущем. Скоро мама станет воспоминанием. Историей. Да уже стала после всего. Как я могу любить ее или понимать, если я столько думаю о годах до моего рождения? Она чужой человек. Она ложь. Теперь мне понятно, почему мы так не похожи друг на друга.

Я не хотела, чтобы меня стригли, но сжала зубы и позволила им сделать это, и теперь думаю, что короткая стрижка мне очень даже идет. Получилось классно. Андж охренела бы, если бы увидела. И еще я теперь рыжеволосая – цвет не оранжеватый, а сильно каштановый, – и мне дали карие контактные линзы. Забавно, как такие небольшие изменения сделали меня новым человеком. Я уже попробовала и косметику по-другому накладывать. Побольше линии вокруг глаз. Уверенные тона. А в другой одежде я буду выглядеть совершенно новым человеком. Мама чуть не расплакалась, когда меня увидела. Но нет, не расплакалась. Она не плакса – так про нее говорят. Она и тогда не плакала. Ни в суде, и вообще нигде.

Я ей сказала – мне нравится, как я теперь выгляжу, и она после этого смирилась. Она все время за все извиняется. «Ах, Ава, прости меня за это». Словно это платье, погубленное в химчистке, а не наши жизни спущены в унитаз.

Они и ей внешность изменили. Она стала блондинкой. Не настоящей блондинкой или какой-то сильно крутой, но такого обыкновенного песочного цвета. Она и выглядит теперь моложе, но это, наверно, потому, что похудела. Элисон и полицию мало беспокоит, как она выглядит. Ее фотографий почти нет, чтобы люди по ним ее не узнавали. Газетам их запрещено печатать, и теперь вся ее скрытность и нелюбовь к фотографированию – «И вообще, что я буду делать в „Фейсбуке“?» – по крайней мере, становятся понятны.

Мы, вообще-то, даже и не говорили в эту ночь, которую я устроила для нас. Элисон оставила в морозилке набор китайской еды из супермаркета, я ее разогрела, и мы поели с коленей перед теликом. Я сказала – мне нравятся ее волосы, а она снова принялась извиняться. Я сказала, что это не имеет значения и нам нужно оставить все позади. Она посмотрела с облегчением. Как она может думать, что все так просто? Будто мы можем вернуться и сделаться такими, как раньше. Та жизнь так или иначе была сплошным враньем.

Вчера, когда я начала кампанию послушания, она вошла в мою комнату, села на кровать, дергая себя за кончики пальцев. Она сказала, чтобы я записала любые вопросы, которые у меня есть к ней. Это была идея Элисон. Не вопросы о том – она не может заставить себя рассказать, что сделала, – а о ее жизни, о нашей жизни и о чем угодно. Она сказала, что ответит на все наилучшим образом. Я ответила, что напишу, хотя и не собиралась это делать. Теперь я ничего не хочу знать о ее прошлом. Ну хорошо, может и хочу – «расскажи мне об отце», – но что проку? Все это не имеет значения. Больше не имеет.

Она еще посмотрела телик, выпила чаю, словно мы проводили обычный вечер дома, а я потихоньку поглядывала на часы, отчаянно подгоняла время, спрашивая себя, чувствует ли он то же самое.

Наконец мама приняла снотворное – интересно, на сколько таблеток они ее теперь посадили, – а я изобразила, что зеваю во весь рот, сказала, что устала, поцеловала ее в голову и ушла в мою комнату. Единственный умопомрачительный момент за вечер. От запаха ее волос у меня в животе защемило, захотелось забраться ей на колени, как в детстве. Когда она была моим миром. Такое забавное жуткое чувство, но я поспешила выкинуть его из головы. Не знаю, способна ли она любить меня, – если бы она была способна на любовь, то никогда не сделала бы того, что сделала, – и я не могу понять, зачем она вообще меня родила. Вот такого рода вопросы Элисон и рекомендует мне записать. Но в задницу их! Меня здесь не будет. Она не будет частью моей новой жизни. Он – мой мир, и он будет меня ждать. Должен ждать.

Я лежу в кровати в темноте, одетая под одеялом, натянула его по самый подбородок. Что он скажет о моем новом виде? Ну, все равно его придется поменять. По крайней мере, цвет волос, потому что полиция конечно будет меня искать. Но мне шестнадцать. Я не ребенок. Они будут думать, что я убежала, и будут правы. Я оставлю записку. Там написано: «Не ищите меня». Коротко, но ясно, и я не хочу упоминать его. Не его вина, что ситуация сложилась такая говенная.

Заметила ли Элисон пропажу денег из бумажника? Я взяла тридцать фунтов, когда она говорила с мамой перед уходом. А вчера я взяла двадцатку у психиатра. Она сегодня не приходила, так что хрен его знает – подозревает меня или нет.

В любом случае полсотни должно хватить, если я найду телефонную будку, чтобы вызвать такси, или если автобус еще ходит. Мне нужно добраться до загородной дороги, где мы собираемся встретиться. Где нас никто не увидит. Отсюда до нее далековато, но ничего страшного. Мы договорились на четыре ночи, так что времени у меня хватает. Если его там нет, я пойду к Андж или Джоди. Но он там будет непременно. Он меня любит. Когда мы будем в безопасности, я сообщу друзьям, чтобы не беспокоились. Мне еще придется разобраться и с другой проблемой – тонкой голубой полоской, Джоди мне обещала с этим помочь, но он и сам поможет. Я точно знаю. Он с таким пониманием отнесся к истории с Кортни, хотя и не без ревности. Если придется сделать аборт, то я после этого буду чувствовать себя более взрослой? Буду ли я ему казаться более взрослой? Когда-нибудь у нас, может, будут наши собственные дети, но пока я только хочу, чтобы из меня убрали эту штуку. Может, она сама уйдет. Когда меня не тошнит, я могу делать вид, будто ее там и нет.