Сергей Дягилев. "Русские сезоны" навсегда - читать онлайн книгу. Автор: Шенг Схейен cтр.№ 58

20 марта Дягилев написал барону Фредериксу письмо, чтобы «исходатайствовать возвращение царской милости», но тот отказался вступиться за него¹⁸.

Остается лишь догадываться, что могла рассказать Кшесинская (если это и в самом деле была она) и что подтолкнуло царя к столь неожиданному поступку. Но ряд предположений на этот счет имеется. Упорные слухи об интимных отношениях Дягилева с восходящей юной звездой императорского балета «вызывали немалое негодование в придворных кругах»¹⁹. Николаю также наверняка было известно о скандале, разразившемся вокруг Иды Рубинштейн, чьи выступления запретил Священный синод. Во главе Синода стоял бывший наставник Николая II, а ныне его советник Сергей Победоносцев. Наконец, открытая поддержка Дягилевым мятежных танцоров в 1905 году оставалась занозой в сердце царя. Гомосексуальные антрепренеры, еврейки, не уважающие Православную Церковь, бастующие артисты: причин более чем достаточно, чтобы быть шокированным и отказаться от своего обещания о поддержке.

Всего за два месяца до парижской премьеры Дягилев остался без зала для репетиций и, самое главное, без декораций. Он телеграфировал Астрюку, который по-прежнему был его деловым партнером, о том, что срочно требуются дополнительные средства, иначе русская программа в Париже не состоится²⁰. За считаные недели де Греффюль и Мисиа Эдвардс ^[169] собрали недостающие средства. Денег, конечно, все равно было мало, но их, по крайней мере, хватало на первые расходы. К тому же спонсоры получали уверенность в том, что выступления все-таки состоятся. Дягилев поставил Астрюка в безвыходное положение, пустив на текущие расходы деньги от продажи абонементов и аванс за билеты. Астрюк был, мягко выражаясь, недоволен, ведь это грозило ему банкротством²¹.

Буквально на следующий день после того, как было отказано в Эрмитажном театре, Дягилев нашел для репетиций новое помещение в так называемом Екатерининском театре на одноименном канале (ныне канал Грибоедова). Бенуа вспоминает, как из Эрмитажа к новому пристанищу потянулась вереница людей:

Похоже, Дягилев и не помышлял о капитуляции, что стало неожиданностью для его противников: в придворных кругах такая решительность вызывала удивление. 19 марта великий князь Андрей писал своему брату: «[Дягилев] все же продолжает дело на совершенно частных началах и считает антрепризу вполне удачной и без покровительства и без декораций и костюмов и весело и бодро продолжает дело»²³. Как вспоминал об этом сам Дягилев год спустя: «Не было иного выхода, как заказать срочно изготовить вновь все декорации, костюмы и аксессуары […] Заказ этот […] с неимоверными усилиями и затратами был приведен в исполнение […]»²⁴ Правда, программу пришлось подкорректировать. От «Бориса Годунова» отказались, как и от балета «Жизель». Вместо «Бориса» ввели «Юдифь», но для «Жизели» подходящей замены не было.

Тем временем Дягилева ждал новый удар. Выяснилось, что Анна Павлова, которой готовили роль звезды сезона, договорилась о личном турне по ряду европейских городов (например, она должна была выступать в Берлине, Вене и Праге). Она сделала это из опасений, что программа Дягилева не состоится. Несомненно, второй важной причиной ее поступка был отказ Дягилева от «Жизели». Павлова была единственной русской балериной с европейским именем; ее считали самой выдающейся танцовщицей в России, а значит, и во всем мире. Незадолго до ее приезда в Париж Дягилев заказал афиши с ее портретом работы Серова – броские плакаты должны были расклеить по всей столице. Но сколько ни умолял Павлову Дягилев об отмене ее гастролей, та не согласилась. В результате решили, что по окончании ее выступлений Павлова все-таки приедет в Париж – через две недели после открытия «Русского сезона».

Частичный отказ Павловой от участия имел двойные последствия. Пресса стала уделять больше внимания Нижинскому, которого работающие на Дягилева и Астрюка журналисты окрестили «новым Вестрисом», сравнивая его с «богом танца» Огюстом Вестрисом, легендарным французским танцовщиком первой половины XIX века. Другим последствием этого стало стремительное восхождение Тамары Карсавиной – эта балерина взяла на себя большинство ролей Павловой в первые две недели. Возможно, Карсавина и не обладала совершенством техники Павловой, но была умна (книга ее воспоминаний «Театральная улица»²⁵ представляет собой вершину мемуарного жанра на тему «Русских балетов»), не столь консервативна, как Павлова, и гораздо более заинтересована в развитии балета. Читая ее мемуары, видишь перед собой творческую личность с горячим сердцем, стремящуюся к гармонии. Она была хорошей и верной подругой Дягилева и играла положительную роль в сплочении труппы.

Первые репетиции в Екатерининском театре начались 2 апреля в 4 часа. Дягилев произнес перед собравшимися артистами короткую речь, в которой сказал: «Я счастлив, что Париж впервые увидит русский балет. На мой взгляд, балет – прекраснейшее искусство, которое нигде более в Европе не существует»²⁶.

При всем неизбежном напряжении работы авторы, вспоминающие об этом периоде, отмечают атмосферу веселья и гармонии, в которой проходили подготовительные репетиции в Петербурге. По словам Бенуа, причиной этого был дух свободы, далекий от официальной строгости, которая была характерна для императорских театров. Артисты, похоже, не обращали внимания на сплетни, ходившие о них в придворных кругах. Например, писали, что «на репетициях в Екатерининском театре танцовщицы танцуют голыми; старались выставить дело Дягилева как какую-нибудь антиправительственную демонстрацию…»²⁷.

2 мая, через месяц после начала репетиций, артисты сели в поезд и поехали в Париж. Дягилев отправился следом за ними днем позже. Накануне отъезда он встретился с князем Львовым, который всем говорил, что хочет ехать в Париж ради Нижинского. По словам матери Нижинского, Дягилев потребовал от ее сына, чтобы он держался подальше от любителя спорта князя Львова, а от последнего – чтобы тот оставил Вацлава в покое и не ехал за ним в Париж, если искренне желает ему добра. Львов смирился и даже выделил денег на парижскую программу Дягилева. В день отъезда Львов зашел к матери Нижинского и его сестре Броне и во время прощания плакал²⁸.

По прибытии в столицу Франции балерины и танцовщики, вокалисты и рабочие сцены, всего около двухсот пятидесяти человек, не считая восьмидесяти музыкантов из оркестра, заполнили театр Шатле. ^[170] Артистов балета разместили в маленьких гостиницах на бульваре Сен-Мишель; Нижинского, его мать и сестру Броню (которая тоже была занята в спектаклях) – в отеле на рю Дану, неподалеку от «Отель де Оллан», в котором жили Дягилев с Алексеем Мавриным. Алексей в период суматошной подготовки не раз проявил себя с лучшей стороны, невозможно было не взять его с собой, но его присутствие было в тягость, поскольку роман между Дягилевым и Нижинским развивался все заметнее. Впрочем, время было слишком горячее, чтобы торопить развязку этой лирической драмы.