Преступление без срока давности - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова, Феликс Разумовский cтр.№ 20

— Дак ты разве не из этих… кто его подстрелил? — Мамонт выкатил мутные, в красных прожилках глаза и, сморщившись, дотронулся до сломанного пальца. — Руку ушатал напрочь, пивом моим кто-то нажрался на халяву, бега эти — чего ради?

— Плохо быть дубовым. — Скунсу сделалось скучно, и он сплюнул на снег. — Давай колись, что с Темой стряслось, а то сейчас всех твоих паразитов огорчу до невозможности. — И он потянулся к своей левой подмышке (где в принципе не было ничего, кроме пустого кармана), однако был моментально остановлен и осчастливлен сбивчивым рассказом о событиях примерно двухнедельной давности.

Именно тогда Темина зазноба Ирэн решила познакомить Мамонта со своей подругой Леной, у которой вследствие высокого роста ощущалась напряженка с кавалерами.

Торжественная смычка намечалась в полночь. Посидев как следует в «Забаве», друзья скинхэды устремились на дискотеку, где, собственно, рандеву и намечалось. Настроение было превосходным. Мамонт уже широко раскатал губу, однако ничего ему не обломилось.

— Понимаешь, только сели в троллейбус, — он опустил искалеченный палец в снег и от боли оскалился, — слышим, кипеж неслабый поднялся. Это азеры внаглую прижали каких-то телок и ну лапать. Естественно, дали козлам по рогам, а на остановке их целая кодла ввалилась — общага там, оказывается, поблизости. Начали с черножопыми биться, а их немерено! Хорошо хоть водитель наш, русский, дверь открыл, и мы — ходу. Черные за нами, потом и менты подоспели, — в общем, беда! Еле оторвались, забурились в какой-то парадняк и рады до жопы. Ну а со знакомством пролетел я, как фанера над Парижем, — под глазом бланш, прикид ушатан, представительности никакой. Одним словом, к себе в нору погреб, а Тема на дискотеку, чтоб девчонки икру не метали. Он тогда со своей уже полгода жил, так что ему в любом виде появиться было не в лом…

Однако на дискотеке, по словам Мамонта, Тема подружек не нашел, а утром выяснилось, что дома они тоже не объявлялись. Не появились они и на следующий день, и родные заявили в милицию, только когда от ментов была хоть какая-то польза? Всегда лишь вред один. Развели они руками, мол, порядочные девушки дома изволят ночевать, а ваши шалавы небось натрахаются вдоволь и вернутся, так что не паникуйте попусту и не мешайте работать. Тема же никогда к ментовским советам не прислушивался, а потому лично всю дискотеку поставил на уши, причем даже вроде бы не напрасно. Так прямо и сказал по телефону: «Приезжай, кое-что прояснилось, надо съездить разобраться». Что за вопрос! Мамонт наточил свой кишкоправ, поймал мотор и двинул к корешу на хату, но только они вышли из подъезда во двор, как нарисовался бык с большой и началась стрельба.

— Тему сразу завалили — две дыры, а от меня беду Боженька отвел. — Скинхэд задрал тельняшку и показал массивный литой крест, на одном из лучей которого остался след пули. — Синяк был во весь бункер, не дотронуться, блин. Я вот и подумал, что ты меня дострелить…

«Из пээма шмаляли», — с ходу оценив дульную энергию ствола, подумал Снегирев и прищурился:

— Ну а потом?

— А ничего хорошего. — Мамонт замялся — видимо, разговор был ему в тягость. — Оттащили Тему в «Костюшку» — и сразу в реанимацию. А меня потом менты долбали: ах, огнестрельные ранения, и кто бы это мог? И между делом еще и душу мотали, суки: тут у трех бомжей свастики на жопах вырезали, так не ты ли это, случаем?

— Ладно, уже поздно. — Снегирев посмотрел на часы, потом на рукоять торчавшего из снега кишкоправа и остановил свой взгляд на протрезвевшем скине: — Если что, где найти тебя, в «Забаве»?

— Нет уж, там лучше не надо, — Мамонт передернул плечами и мрачно посмотрел на свой опухший палец, — без тебя оно как-то спокойней и рыбу можно жрать без опаски…

Он нагнулся, вытащил клинок из снега, вскоре его шкафообразная фигура исчезла за углом.

«Таким бы плечам да умную голову». Вспомнив вдруг, как в детстве мечтал вырасти могучим красавцем, Снегирев рассмеялся и уже в машине понял, чего ему хочется сейчас: открыть безымянную книгу и не думать о стихийном бедствии, название которому — российский беспредел.

…Шел год тысяча девяносто девятый от Рождества Христова. Герцог Нижней Лотарингии, сеньор Годфру а, граф Бульонский, с высоты древней как мир Сионской горы мрачно взирал на падший под ударами его пехоты Святой Город. Больше всего на свете хотелось ему снять с нашейника полукруглый шлем, скинуть длинный, до колен, кожаный панцирь с нашитыми на нем железными кольцами и смыть с себя грязь недавних сражений. Он еще не знал, что сарацины испоганили источники неотвратимо действующей отравой и лучше было оставаться смердящим, чем умирать от кровавого поноса.

Неподалеку от графа расположились принцы-крестоносцы из главных королевств Европы — Капетинги, Плантагенеты и Габсбурги. Они хранили молчание и воротили носы от смрада, исходившего от юродивых пророков-тафуров, а совсем рядом с Годфру а находился его духовный учитель, звался который Петром Отшельником.

Когда-то этот человек был мелким землевладельцем из Амьена и вассалом Евстафия Бульонского, но однажды благодать Господня снизошла на него, и все тайное в природе стало ему ведомо. Открылось также Петру Отшельнику место, где захоронен был прямой потомок Меровингов — король Хлодвиг, а когда сделали раскоп, то на надгробном камне стали видны слова из рукописи «Житие святого Ремигия», к тому времени утраченной: «Покорно склони выю, сикамбр, почитай то, что сжигал, сжигай то, что почитал». А в самой гробнице нашли пергамент, из коего явствовало, что Хлодвиг происходил от царей израильских, а поскольку Евстафий Бульонский был тоже из рода Меровингов, то и ему, и сыновьям его престол иерусалимский принадлежал по праву крови.

И начиная с года тысяча девяносто пятого стал Петр! Отшельник проповедовать во Франции и в землях иных необходимость крестового похода, и глас его услышал Папа Урбана

Второй и, поддержав всем сердцем, благословил. И вот в конце концов свершилось — Земля Святая вырвана из мусульманских рук.

Однако нелегко далась победа.

Острые копья-пенноты с легкостью пронзали панцирные пластины, сарацинские булатные клинки без труда одолевали рыцарские шлемы, а сельджукская конница, возникавшая подобно миражу, казалась неуловимой. Но, несмотря ни на что, в западной стене Иерусалима был сделан пролом, и Святой Город пал.

Горе побежденным! Опустившаяся ночь озарилась пламенем пожарищ, под пологом звездного неба слышались стоны и проклятия, заглушаемые звуком терзающих плоть человеческую мечей. Громко кричали женщины, которым победители откусывали соски или подрезали коленные сухожилия, чтобы память о позоре сохранялась до самой смерти.

Между тем предводитель секты юродивых король Тафур вдруг упал на землю и затрясся, на его губах выступила обильная пена, и когда голосом неожиданно сильным он вскричал:

— Через меня внемлите Господу нашему, — все преклонили колени и стали креститься, а блаженный внезапно вскочил на ноги и, ткнув пальцем в грудь Годфруа Бульонскому, уже спокойно промолвил: — Умрешь ты скоро, но королем, — и склонился перед ним.