— Нет! — вновь завопила Шейла.
Она стояла между Биркитой и Кеганом, державшими ее за руки с
обеих сторон. Брина присела перед троицей, помахивая хвостом и скаля зубы. Вид
у нее был такой, словно она решала, как бы броситься на Шейлу и не задеть при
этом пожилую женщину или кентавра. Остальные жрицы словно окаменели. Они
стояли, пялились и ничего не предпринимали. Это окончательно выбило Морриган из
равновесия.
«Придется привить этим женщинам понятие о том, что такое
твердость характера. Как они могли позволить Бирките, которая гораздо старше
любой из них, бороться с Шейлой?»
Морриган почти добралась до Биркиты, когда пожилая женщина
внезапно выпустила руку Шейлы, пошатнулась и отпрянула. Девушка ясно разглядела
ее лицо, глаза, расширенные от удивления. Потом она медленно подняла дрожащие
руки, прижала одну к груди, а второй обхватила левый локоть. Рот Биркиты
раскрылся, губы округлились, глаза закатились, остались видны одни белки. Она
рухнула на землю так, словно в ее теле не осталось ни одной твердой косточки.
— Биркита! — вырвался у Морриган из груди истошный вопль.
В этот момент Брина набросилась на Шейлу и сбила ее с ног.
Девушка подбежала к жрице и быстро перевернула ее на спину. Биркита не дышала.
Морриган пыталась нащупать пульс, но безуспешно.
— Нет!
Стараясь унять дрожь, сотрясающую все ее тело, Приносящая
Свет аккуратно передвинула Биркиту, запрокинула ей голову назад, зажала нос и
начала делать искусственное дыхание.
Она надавливала на грудную клетку и молила Биркиту:
— Открой глаза! Дыши!
Девушка услышала тихое пение, почувствовала, как на ее плечо
легла теплая тяжелая ладонь, гневно подняла голову, взглянула в лицо Кегану и
заявила:
— Нет! Замолчи! Она не может умереть!
Верховный шаман прервал свою погребальную песнь только для
того, чтобы печально произнести:
— Биркита мертва, пламя мое.
Я понятия не имела, какое сейчас время суток, день недели,
да и число, если на то пошло, когда услышала голос Эпоны:
«Возлюбленная, ты должна действовать».
У меня появилась привычка не отвечать Богине. Я только
сильнее зажмурилась и крепче прижала к себе Этейн, вдыхая сладкий детский запах
и утешаясь теплом ее тельца. Если бы Эпона оставила меня в покое и все прочие
сделали бы то же самое, вот тогда жизнь была бы отличной.
«Возлюбленная, ты должна действовать, — повторила Богиня. —
Ты мне нужна».
У меня не было сил по-настоящему разозлиться, поэтому я
просто неверно процитировала Ретта[10]:
— Если честно, мне наплевать.
«Хватит себя жалеть!»
Будь я в своем уме, гневный окрик Эпоны мог бы поднять меня
с постели и поставить по стойке «смирно». Но с рассудком у меня не сложилось.
Вместо того чтобы встать, я села в постели и, не повышая
голоса, стараясь не разбудить малышку, сказала:
— Что? У меня умерла дочь, а ты называешь мое горе и боль
жалостью к себе?
Тут Эпона материализовалась. Богиня возникла у огромного
ложа, которое я в более счастливые дни называла зефириной. За двадцать лет, что
я прослужила Избранной, мне приходилось не раз лицезреть Богиню. Ее красота
была столь ослепительной, она излучала такую яркую ауру любви и сострадания,
что я всегда с трудом смотрела на нее, но на сей раз все же не могла принять
слова моей покровительницы.
«Нет, Возлюбленная, я не называю твое горе и боль жалостью к
себе. Я говорю так о твоем уходе от тех, кто любит тебя и нуждается в тебе».
Во мне шевельнулось чувство вины. Клан-Финтан!.. Я знала,
что он тоже страдает, где-то глубоко внутри понимала, что отчаянно нуждаюсь в
нем, как и он во мне, но не могла нащупать свой путь к его любви. Я потерялась
в туманном лабиринте боли и гнева. Единственным человечком, которого я замечала
сквозь серую мглу, была Этейн.
— Я сейчас никого не могу видеть. — Собственный голос
показался мне таким бесстрастным и бесчувственным, что я едва узнала его.
«Я дала бы тебе больше времени, если бы могла, Возлюбленная,
но, увы. Ты должна вернуться в мир. Теперь ты нужна своей дочери». Последние
слова Богини будто окатили меня холодной водой.
— Она мертва.
«Дочь твоего чрева мертва. Дочь твоей души жива. Она в тебе
нуждается».
Ледяная вода превратилась в кипяток, когда я услышала это. Я
даже не заметила, что плачу, и обратила внимание на свои слезы только тогда,
когда они промочили насквозь шелковую ночную рубашку. Разве человек может
столько плакать? Мои глаза должны были бы пересохнуть еще несколько дней назад.
Мой голос дрожал, поэтому мне пришлось говорить медленно,
чтобы Богиня все поняла:
— Ты что, пытаешься окончательно меня добить?
«Нет, моя Возлюбленная, я пытаюсь спасти тебя». Богиня
подошла ближе, подняла край блестящей золотой накидки и утерла им мое лицо.
Я посмотрела на нее. Туман, в котором я потерялась, начал
рассеиваться.
— Морриган в беде?
«Да, и я опасаюсь за ее душу».
Я зажмурилась от вновь накатившей боли и спросила:
— Мирна с тобой, верно?
«Ты сама знаешь, что это так, Возлюбленная».
Я открыла глаза, заставила себя поймать лучезарный взгляд и
призналась:
— Ты меня сильно разгневала.
«Не бывает великого гнева без великой любви».
Тут Эпона наклонилась и нежно поцеловала меня в лоб. Я
задрожала от ее прикосновения. Любовь Богини наполнила меня, сожгла остатки
тошнотворного тумана, который притупил мой ум и заморозил сердце.
— Я помогу Морриган.
Я улеглась обратно на подушки и приготовилась к астральному
путешествию. Мне казалось, что оно сейчас начнется.
— Отправимся в Оклахому.
«Морриган не там, Возлюбленная. — Богиня приподняла
золотистую бровь, до странности напомнив мне меня саму. — Дочь твоей души
находится в нашем мире».
Я едва оправилась от изумления, вызванного такой новостью,
как Богиня поразила меня еще раз:
«Возлюбленная, готовься совершить путешествие в Сидету».
— Туда, где Кай и Кеган? — Я потрясла головой, стараясь
привести мысли в порядок.
«Там только Кеган. Кай мертв, Возлюбленная. Он убит той
самой тьмой, что охотится за душой Морриган».
— Проклятый трехликий бог тьмы. — На этот раз мой гнев был
очищающим, а не потакающим моим собственным слабостям.
«Да, Возлюбленная. Но сегодня я хочу, чтобы свет надолго
изгнал Прайдери из обоих миров».