Проклятие свитера для бойфренда. Вязаные истории о жизни и о любви - читать онлайн книгу. Автор: Аланна Окан cтр.№ 30

2. Это и впрямь чертовски скучно.

Но есть несколько решений. Первое – всегда вязать несколько вещей в одно и то же время, из разных видов пряжи: одну – из очень объемной пряжи, и это приносит незамедлительное удовлетворение, например, вы вяжете пышный снуд; второй – средне- и долгосрочный, например, свитер или афганский плед; ну, и носки, о которых, собственно, идет речь. Когда одно вязание наскучит, всегда можно на какое-то время переключиться на другое. Это немного похоже на регулировку резкости в бинокле.

На руку может сыграть и то, что эти вещи предназначаются не для вас; как я обнаружила, корпеть над носками в подарок гораздо легче, потому что есть четкая цель, некое количество благодарности, ожидающее вас в конце. Неважно, насколько прекрасны могут быть носки, связанные для себя, они куда лучше, если связаны кем-то, кого вы любите. Очевидно, что у подарков есть своего рода срок выполнения, праздник или день рождения, или благодарность, и это не позволит второму носку вечно прозябать в забвении.

И лучший совет, который я могу дать как вязальщицам, так и не вязальщицам: носки не обязательно должны быть одинаковыми. Это общество просто диктует нам, что должно быть именно так.

1. Украдкой ковыряюсь ими в зубах.

2. Открыто ковыряюсь в зубах.

3. Могу ею достать чипсину между кухонной столешницей и плитой. Я не съедаю эту чипсину после спасения, что вполне заслуженно дает мне право на получение своего рода значка «отличия взрослости».

4. Чесала ногу, когда у парня, с которым я встречалась, в постели были клопы. Я знала – расчесывание укусов сделает только хуже, но как-то логически аргументировала тем, что, если вместо ногтей я буду использовать отдельный инструмент, все будет в порядке.

5. Собираю волосы в пучок.

6. Снимаю фольгу с горлышка бутылки вина.

7. Проверяю, готов ли пирог.

8. Расставляю их в разнообразных емкостях по всей квартире, что-то вроде украшений, что-то вроде тотемов, но никогда не сортирую таким образом, чтобы найти нужное количество нужного размера, когда они мне действительно понадобятся.

9. Притворяюсь, будто сражаюсь на дуэли.

10. Притворяюсь, будто колдую волшебной палочкой.

11. Крепко сжимаю в кулаке, если возвращаюсь домой одна. Не знаю, смогла бы я на самом деле решиться на нечто героическое, потому что, к счастью, пока до этого дело не дошло. Самое плохое, что со мной случалось, – это агрессивное улюлюканье вслед, и еще несколько парней однажды преследовали меня пару кварталов, прежде чем потерять интерес, но даже этого было достаточно, чтобы я перешла на полубег, добежала до входной двери, а потом сидела на коврике в коридоре, скрючившись калачиком и стараясь успокоить биение сердца. Когда я была помладше, мне нравилась книга под названием «Тайна платформы № 13», своего рода двоюродный брат или предшественник вселенной Гарри Поттера. Я не слишком помню повороты сюжета, кроме одного, где злодеи убивали людей, прокалывая их насквозь в висок вязальной спицей. Я думаю об этом почти каждый раз, когда вяжу.

Я не разрешаю другим людям смотреть фотографии в моем телефоне. Большинство людей – одинаковы; среднестатистическая лента фотографий – это компрометирующее хранилище отвергнутых селфи и зернистых фото в стиле nu вперемешку со смазанными изображениями домашних любимцев – они слишком быстро двигаются, чтобы успеть поймать их в фокус, и этикетками бутылок вина, которые никто никогда не купит.

За всю свою жизнь я сделала лишь пару-тройку своих фото голышом, и обычно я удаляю все тысячи некачественных дубликатов в приступах наведения порядка во время поездок в метро. Но я никогда не удаляю определенный тип фотографий, выскакивающих снова и снова, когда я пролистываю фото последних месяцев: мой затылок, шея слегка наклонена и не скрывает пугающий и все растущий участок белой кожи под моими рыжими волосами. Я начала снимать это в попытке остановить себя от выдергивания волосков одного за другим, но через какое-то время эти фото стали пассивным документальным подтверждением, как лысый участок становился все больше.

«Дай, сама найду, – говорю я, отбирая свой телефон, когда друзья пытаются найти в нем фотографию моей собаки или коллеги по работе хотят оценить групповой снимок. – Щас, еще секундочку».

Обычно я нервничаю по пустякам. И еще я грызу ногти и выдергиваю волосы, выдавливаю поры и безжалостно выщипываю волоски на бровях, подбородке и сосках. Никак не могу усидеть на месте, никак не могу разрешить себе просто быть. Часто я чувствую, что мое тело не статично, не цельно, это просто набор крошечных кусочков, за ними нужно ухаживать и их нужно приручать. Секущийся кончик волоска, который можно расщепить, или обломанный ноготь, который можно оторвать, – для меня это своего рода неумолимый призыв к действию. Это задача, которую я могу выполнить, ложный, но приносящий мгновенное удовлетворение способ приблизиться – к чему? К совершенству? К гладкости? К некоему состоянию во времени и пространстве, где мне не нужно больше ничего вырывать, где я могу спокойно отряхнуть руки и сказать: «Так, отлично, готово?»

Что бы это ни было, я делаю это неустанно: на работе, в поезде, дома в одиночестве. Моему мозгу нужно на чем-то сосредоточиться, а мое тело – вот оно, всегда в пределах досягаемости.

Ногти я грызу, сколько себя помню. Начала, когда была еще ребенком, как только поняла, что ковыряние в носу – не самый разумный выбор в приличном обществе. Как только ноготь отрастает настолько, чтобы на нем появился такой белый полумесяц с козырьком наверху, я тут же набрасываюсь на него, как садовник, который может точно определить, когда помидоры или базилик уже созрели. Иногда я грызу ногти, которые вообще едва ли можно назвать ногтями, вгрызаясь зубами под малейший доступный край. Я стараюсь действовать таким образом, чтобы оставалась ровная непрерывная линия, но иногда неверно рассчитываю силы и отрываю слишком много, отчего оставшийся ноготь получается расщепленным или зубчатым.

Иногда доходит до крови. Кровь – это нехорошо; это значит, я была недостаточно методична. Боль любого рода, в любом из моих бесконечных маленьких ковыряний, это не конечная цель, – в конце концов, я хочу исправить себя, а не нанести себе вред, – но она сигнализирует, что я живу в этом мире. Если я причиню себе боль, я получу желанный результат. Если я оставлю след, это значит, что я была там. Боль, которую мы причиняем себе сами, действует успокаивающе, в некотором смысле это способ превозмочь тревогу или утешить разбитое сердце, или преодолеть беспокойство: как минимум, хоть такую мелочь можно контролировать. Ну и, в конце концов, мне было не так уж и больно, чтобы это могло отвратить меня от этого занятия.

Я знаю, что это плохо. Я знаю, что должна прекратить. Ведь грызть ногти – это так возмутительно по-детски, особенно когда пытаешься выглядеть как полуответственный почти взрослый человек, ищущий свое место в мире. С расстояния в метр мои ногти выглядят короткими, но все же вполне приличными. «У меня такие ногти, чтобы вязать было удобнее!» – говорила я своим знакомым. Раньше я так врала, отвечая на вопрос, который на самом деле никто никогда мне и не задавал. Но, только если приглядеться более пристально, можно заметить несомненно обгрызенные неровные края кутикулы. Время от времени, в попытке оградить свои пальцы от собственных зубов, я покупаю пилочку для ногтей и какой-нибудь симпатичный лак. Но в итоге неизбежно хлопьями отколупываю лак с ногтей, и он осыпается на ковер под моим столом, как печальное конфетти. Я не хожу делать маникюр, потому что меня смущает состояние этих огрызков. Не так давно, когда я жевала ногти в ожидании светофора на переходе, одна пожилая женщина прошипела мне: «Отвратительно!» И я не могу осуждать ее за это.