На самом деле все это представление было тщательно срежиссировано. Мы отрабатывали борцовские броски, чтобы со стороны они выглядели болезненно, но на самом деле вреда они не причиняли. Когда же началась игра, мы старались поддерживать заданный уровень сумасшествия, чтобы нас сочли безумцами, которых выпустили из психушки на один вечер и заберут обратно сразу же по завершению матча. Игра была напряженной, но, когда пыль улеглась, мы выиграли со счетом 14: 13 и завладели кубком Торпа 1962 года.
Первую пробу пера в деле охраны правопорядка, то есть настоящего профайлинга, я совершил в восемнадцать, устроившись вышибалой в бар-клуб «Газлайт-Ист» в Хемпстеде. У меня так здорово получалось, что позже меня пригласили на ту же должность в «Серф клаб» на Лонг-Бич. В обоих местах мои основные обязанности состояли в том, чтобы не впускать тех, кому по закону еще рано употреблять спиртное, и пресекать неизбежные в любом питейном заведении драки.
Стоя на входе, я спрашивал удостоверение личности у всех, кто казался мне недостаточно взрослым, и тут же спрашивал дату рождения, чтобы сопоставить цифры. К этой весьма банальной процедуре все уже давно привыкли, а потому ни для кого она не была неожиданностью. Крайне редко попадались мне наивные ребята, приходившие с поддельным удостоверением, даже не потрудившись запомнить дату в нем. Прямой взгляд в глаза в момент вопроса оказывался весьма эффективным приемом против некоторых посетителей, особенно девушек, которые в этом возрасте отличаются большей социальной ответственностью. Но те, кто хочет попасть внутрь, все равно легко могут пройти любую проверку, если хоть на несколько мгновений сосредоточатся на игре.
На самом же деле, опрашивая каждую компашку молодых людей, я незаметно наблюдал за другими посетителями, через два-три человека от начала очереди, — следил, как они готовятся отвечать на вопросы, отмечал их невербальные жесты, искал признаки нервозности или робости.
Разнимать драки было куда сложнее, и тут мне приходилось пускать в дело свою физическую подготовку. Если в твоих глазах читается только непредсказуемость, если ты ведешь себя достаточно нагло и смело, то иногда даже верзилы дважды подумают, прежде чем связаться с тобой. Если они видят, что ты достаточно отбитый, чтобы не переживать за свою шкуру, ты тут же становишься куда более опасным противником. Например, почти двадцать лет спустя, когда мы брали тюремные интервью в целях крупного исследования на тему серийных убийств, мы выяснили, что по ряду ключевых признаков убийца-фанатик в разы опаснее обычного серийного убийцы. Все дело в том, что, в отличие от серийного убийцы, который выберет жертву себе по зубам и тщательно продумает пути отхода, маньяк одержим своей «миссией» и в общем случае готов даже умереть во имя нее.
Еще одно соображение по поводу того, как составить о себе нужное впечатление, например, что ты достаточно неадекватный или психованный для непредсказуемого поведения: надо поддерживать заданный образ постоянно, а не только в том случае, когда за тобой наблюдают. Однажды я отправился в федеральную тюрьму в Мэрионе, штат Иллинойс, где провел интервью с Гари Трапнеллом, отъявленным вооруженным грабителем и угонщиком самолетов. Во время беседы он заявил, что способен убедить любого судебного психиатра в наличии у него любого умственного расстройства, какое я ни назову. По его словам, секрет в том, чтобы вести себя так все время, даже когда ты наедине с самим собой в тюремной камере. Тогда при встречах с врачами не придется «продумывать» свое поведение, на чем большинство и прокалывается. А я, похоже, инстинктивно выработал мышление преступника задолго до того, как получил «совет от эксперта».
Если в баре мне не удавалось запугать драчунов, в ход шли навыки начинающего профайлера. Я старался погасить конфликт до того, как он перерастет в серьезную заварушку. С моим скромным опытом я вскоре обнаружил, что при внимательном наблюдении за поведением и невербальными жестами их можно соотнести с неким действием, которое сигнализирует о начале драки. По этим признакам я старался предвидеть намерения зачинщиков. При малейших подозрениях я старался предупредить драку и, используя элемент неожиданности, вмешивался в спор и выводил потенциального драчуна подышать воздухом, пока не опомнится. Я уверен, что большинство сексуальных маньяков и серийных насильников поднаторели в подчинении, манипуляции и контроле, и я старался овладеть теми же самыми навыками, но в другом контексте. Во всяком случае, я приобрел ценный опыт.
На момент выпуска из школы я по-прежнему хотел стать ветеринаром, хотя оценки у меня не дотягивали до уровня Корнеллского университета. Поступить на схожую программу я мог только в Государственный университет Монтаны. Поэтому в сентябре 1963 паренек родом из Бруклина, живущий на Лонг-Айленде, отправился в сердце Страны большого неба.
По прибытии в Боузмен я испытал сильнейший культурный шок.
«Привет из Монтаны, — писал я в одном из первых писем домой, — края настоящих мужчин и пугливых овец». Монтана воплотила в себе все стереотипы и клише Дикого Запада, а для местных я сам был типичным парнем с Востока. Я вступил в местное отделение студенческого братства «Сигма Фи Эпсилон», состоявшее преимущественно из местных юношей, среди которых я выглядел белой вороной. Я носил черную шляпу, черную одежду, черные ботинки и длинные смешные бакенбарды — ни дать ни взять персонаж «Вестсайдской истории»
[9], какими в те времена и представляли ньюйоркцев вроде меня.
Поэтому я решил выжать максимум из своего положения. На всяких культурных мероприятиях местные обычно надевают традиционные западные наряды и танцуют тустеп, тогда как я провел последние несколько лет учебы в ревностном просмотре по телику выступления Чабби Чекера
[10] и назубок знал самые разные вариации твиста. Поскольку моя сестра Арлин была на четыре года старше, она уже давно записала меня в партнеры на занятиях по танцам, и вскоре я стал танцевальным инструктором для всего местного студенческого сообщества. Я чувствовал себя миссионером, отправившимся в отдаленный уголок планеты, где ни разу не слышали английскую речь.
В учебе я никогда особо не блистал, но теперь оценки упали вообще ниже некуда — все потому, что я занимался чем угодно, только не учебой. У меня уже был опыт работы вышибалой в нью-йоркском баре, но в Монтане употреблять алкоголь разрешалось с двадцати одного года. К несчастью, понижение планки меня не остановило.
Первые проблемы с законом у меня начались тогда, когда мы с товарищем по братству пошли на свидание с двумя отвязными девчонками, с которыми познакомились в доме для матерей-одиночек. Для своего возраста наши подружки выглядели очень взрослыми. Мы остановились у бара, и я зашел за упаковкой пива.
Бармен попросил показать удостоверение. Я достал качественно подделанный билет военнообязанного. Работая вышибалой, я научился нескольким секретам и уловкам, связанным с фальшивыми документами.