– А это кто такие? На поверхности водятся? – наивно спросил Дима. Такого он никогда не видел.
– Ну, ты – темнота, – расхохотался Леша, молодые люди почти сразу перешли на «ты». – Это же супергерои! Человек-паук и Халк. До Катастрофы была такая компания, называлась «Марвел», они сначала рисовали комиксы, потом еще и фильмы стали выпускать. Сюжет – закачаешься! Жил в Америке такой парень, Питер Паркер. Его укусил радиоактивный паук, и после этого он получил суперспособности. Паучье чутье, умение карабкаться по отвесной стене, у него даже прибор был, который паутиной стрелял. Вот такой герой, спасал мир от преступников.
Дима задумался о своем и погрустнел. В какой же момент весь этот спятивший мирок после Катастрофы стал напоминать очередной фантастический фильм? Только вот отчего-то там, на другой стороне экрана жертвы генетических экспериментов становились героями и освобождали мир от всякого зла, а здесь оставались изуродованными, бездыханными трупами в камерах лаборатории военных, не способные спасти даже самих себя.
– Тебе мутантов на поверхности мало, ты этих решил еще сюда приклеить? – невесело усмехнулся молодой ученый. – Вокруг нас каждый день такое происходит, что у создателей твоих комиксов фантазии бы не хватило.
– Да нет, ты не понимаешь, – с жаром заспорил Алексей. – На поверхности – там да, там страшно, смерть и жуть, но там – работа и реальная жизнь. А здесь… Ты бы только видел! У нас со времен Катастрофы сохранился телевизор и проигрыватель с кучей дисков. Тут такие киносеансы, хоть все уже по сотне раз пересмотрено, а все равно смотришь – и дышать боишься, картинка яркая, представь: небоскребы, зеленые парки, люди красивые, счастливые, все это на экране. Такого в нашей жизни нет, поэтому и хочется смотреть, не отрываясь.
– А у меня были книги. Я в них растворялся, будто сам жил в описанном мире. У нас просто телевизора не было, – Дима с усилием заставил себя отбросить тягостные мысли и поддержал беседу.
Молодые люди пошли дальше, Леша болтал без умолку, показывая гостю свой родной дом. Он вырос здесь, попав в убежище пятилетним мальчишкой, но в его памяти, в отличие от Димы, сохранились обрывки воспоминаний о прежней жизни, пусть по-детски наивные. Наверное, поэтому его так привлекали красивые картинки на экране.
– Пойдем, перекусим, как раз время обеда, а потом я отведу тебя наверх и покажу наш питомник, – предложил сопровождающий.
Под пищеблок было выделено довольно большое помещение, разгороженное на две части деревянными ширмами. Вентиляция здесь работала на пределе возможностей, но в воздухе все равно стоял умопомрачительный запах еды.
В столовой то и дело появлялись люди, они подходили к небольшому окошку и забирали у симпатичной молодой девушки в белом халате жестяные миски с похлебкой.
Леша с Димой устроились в самом углу, за крохотным столиком.
– На вкус изумительно, – с набитым ртом выговорил молодой ученый, зачерпывая очередную ложку.
– Ха, а ты думал? Наш повар Танюша – просто богиня в своем деле, – довольно похвалился Алексей.
– Из чего это приготовлено?
– О, это предмет нашей особой гордости. Я тебе уже говорил, что наверху питомник. Наш бункер занимается выращиванием и дрессировкой мутантов. Практически ферма, какие были до Катастрофы. То, из чего суп, мы по привычке называем свининой, но самого зверя ты еще увидишь, с обычной хрюшкой он мало общего имеет. Это заслуга Геннадия Львовича, мы безмерно ему благодарны за то, что он сумел разработать препарат, который работает, как антибиотик, подавляет всякую биологическую заразу и выводит из организма животных радиацию.
Дима задумчиво потер переносицу.
– Да, я знаю, о чем ты говоришь. Мы пытались вводить это лекарство и людям, но после десятка неудачных попыток и модификаций поняли, что работает оно только применительно к животным. Этот препарат угнетает мозговую активность. Зверю думать ни к чему, его судьба – быть мясом. С людьми так не получалось. Мне будет очень любопытно взглянуть на ваших питомцев.
– Можно я тебе задам нескромный вопрос? – поинтересовался Леша и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжил. – Почему ты не хочешь сотрудничать с Геннадием Львовичем? Я подслушал вашу ссору в кабинете генерала, извини. Ты знаешь какой-то секрет спасения от грибов, но не хочешь им поделиться.
Дмитрий устало вздохнул.
– Ты вряд ли бывал в Мытищах, а если бы увидел, смог бы понять. Мой учитель не зря имеет прозвище Доктор Менгеле, это был фашистский ученый, который в годы Второй мировой ставил страшные опыты на военнопленных в концлагерях. Мне довелось читать о том, что делали фашисты с советскими людьми, пожалуй, в некоторых вопросах мы их даже переплюнули: профессор Вязников и я занимались тем же. Но я в какой-то момент осознал, что перешагнул черту, зашел слишком далеко в необузданной жестокости, убив человека из прихоти. Мне пришлось вынести страшные пытки за это, и если я сейчас вновь соглашусь сотрудничать с Геннадием, то все было напрасно. Скажи, как в вашем убежище поступают с преступниками и инакомыслящими?
Алексей вдруг помрачнел, вспомнив о чем-то своем.
– Если наши методы не помогают, то их отправляют в Мытищи. Кто-то говорил, что их там жестоко мучают, я не знаю. Особенно негодовал Юрий Леонидович, наверняка Птичка о нем рассказывала, он ей был как второй отец. Он часто бывал у вас, и в кабинете Леушевского каждый раз чуть ли не стулья летали, так он был зол. Кричал, что Доктор Менгеле – моральный урод и садист, но Валерий Станиславович готов каждого из нас пустить в расход, лишь бы Геннадий Львович остался и помогал дальше. Мы все прекрасно понимаем, что без него загнемся, просто загнемся.
– Юрий был прав и поплатился за это жизнью. Доктор Менгеле – действительно беспринципный старый паук. Знаешь, что будет дальше? То же самое, что происходило в Мытищах. Несогласных и прочих бунтовщиков будут отправлять в лабораторию для экспериментов. Как сказал Леушевский? Человеческий материал? Про своих подчиненных, которых обязан защищать, кем бы они ни были. После этого ты все еще не понимаешь, почему я не хочу сотрудничества? На каждый научный успех приходится сотня неудач, и они отражаются в прямом смысле слова на шкуре подопытных. Так нельзя, хватит с нас такой науки, пусть лучше мы все сдохнем к чертовой матери…
Голос Димы сорвался, он бессильно уронил голову на скрещенные руки. Внутри было больно и пусто. Спастись – одному из трехсот, пережить пытки, выжить в огненном шторме под обломками последнего мытищинского убежища, сбежать от тифонов и берсерка – чего ради? Чтобы все вернулось обратно, как проклятый бумеранг? Снова выбор – жестокий, практически невыносимый, и никакой надежды…
– Но послушай, разве ради выживания всего человеческого рода, всех оставшихся в этом мире не стоит пожертвовать пусть даже сотней жизней? Сколько людей умерло после Катастрофы от зубов мутантов, от болезней, от радиации, не говоря уже обо всех погибших в сам тот страшный день? – в глазах у Алексея мелькнул фанатичный огонек.