Лабиринты свободы - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Устин cтр.№ 86

— Не хотел потому, что вас пригласил я?

— Не сердитесь на него, — умоляюще сложила на груди руки Тэкля. — Его можно понять, как и меня.

Тадеуш поправил на плече девушки лёгкую шаль, горько усмехнулся и успокаивающим тоном сказал:

— Что вы, я не сержусь и прекрасно его понимаю. Наверно, я бы тоже переживал и волновался, если бы у меня была такая красавица дочь.

Больше Костюшко ничего не говорил, а Тэкля ни о чём не спрашивала его. Они медленно дошли до конца садовой аллеи с красивыми цветочными клумбами, где стояла карета, на которой Костюшко приехал на бал. Кучер, выполняя свою почётную миссию, сердито отмахивался от надоевших комаров и радостно заулыбался, когда увидел генерала. Он готов был ехать куда угодно, лишь бы избавиться от укусов проклятых насекомых.

— Сейчас вас отвезут домой, а я буду ждать ответа столько времени, сколько потребуется для принятия решения вам и вашим родителям, — сказал на прощание генерал, целуя девушке её прохладную руку, разочарованный результатом вечерней прогулки. Повернувшись к кучеру, он приказал ему:

— Отвези паненку туда, куда она скажет. Трогай!

Карета тронулась с места и, слегка качаясь на английских рессорах, плавно покатила по хорошей дороге. А генерал Костюшко ещё долго бродил по вечернему саду. Он вспоминал каждую сказанную им Тэкле фразу, каждое слово, строя догадки, не обидел ли он её чем-нибудь и правильно ли она поняла его признание и предложение.

На следующий день генерал Костюшко занимался своими повседневными делами в штабе дивизии, когда часовой доложил, что к нему прибыл хорунжий Журовский и просит его принять. Костюшко напрягся, как перед дуэлью, застегнул мундир и приказал впустить хорунжего.

Журовский вошёл в комнату и, вытянувшись перед генералом, подал ему лист бумаги.

— Что это? — спросил хорунжего генерал Костюшко.

— Это прошение на перевод в другую дивизию, — чётко ответил хорунжий, не смотря в глаза своему командиру.

— Вот в чём дело... Вы твёрдо решили поменять место службы? — тихо спросил Костюшко, подойдя к нему вплотную. — Ваше решение связано со мной и вашей дочерью?

— Мне дочь вчера рассказала о вашем разговоре и вашем предложении. В связи с этим я прошу вашего разрешения на мой перевод в другое воеводство, — честно признался Журовский.

Тадеуш понял, что и на этот раз счастье не улыбнулось ему, опять прошло мимо.

— Хорунжий, скажите честно, вы считаете, что я не смогу сделать вашу дочь счастливой? — вспылил генерал. — Вас пугает мой возраст? Или есть другие причины вашего отказа выдать замуж за меня вашу дочь?

— Дочь у меня одна, и я хочу, чтобы она была счастлива. И дело не в вашем возрасте или положении, — быстро забормотал хорунжий, пытаясь как-то объяснить генералу своё решение в таком щепетильном вопросе. — Я хочу спасти репутацию Тэкли. И так всё воеводство только и обсуждает отношения американского генерала и моей дочери. А я не верю, что она будет счастлива с вами. Вот и всё, — закончил он свои объяснения, с волнением ожидая решения генерала.

— Если дело не в возрасте, то почему, хорунжий? — продолжал допытываться Костюшко.

— Вы человек не постоянный: сегодня здесь командуете, завтра в Америку уедете... Нет, такая жизнь не для неё, да и не для меня. Она у меня одна. Поймите и отпустите, прошу ради Христа.

«Ну вот и всё. Пусть уезжают. Насильно люб не будешь, — с горечью подумал Костюшко. Он уже принял решение. — А жаль, — вдруг ему в голову пришла шальная мысль, — у нас могли бы быть красивые дети».

Ещё больше расстроившись от этой мысли, Тадеуш охрипшим от волнения голосом произнёс:

— Хорошо, пусть будет по-вашему. Ступайте. Распоряжение о вашем переводе я сегодня же подпишу.

Хорунжий молча быстро вышел из комнаты, оставив на столе генерала своё прошение.

Костюшко в волнении, как раненый зверь в клетке, ещё некоторое время метался по ставшей вдруг очень маленькой комнате, потом вышел наружу и громко крикнул:

— Томаш! Коня мне! Быстро!

Легко вскочив на резвого жеребца, генерал поскакал в сторону реки. Резко осадив лошадь на берегу, он соскочил с её потной спины и широкими шагами подошёл к воде. Сбросив генеральский мундир, он стал плескать на пылающее лицо прохладную воду, пытаясь его остудить, а заодно и те мысли, которые словно в горячке носились и путались в голове.

рогуливаясь по финским укреплениям при Роченсальме, Суворов, будучи в хорошем настроении, заметил про себя: «Знатная получилась крепость. С одним взводом штурмом не взять!». Как всегда, Суворов делал свою оценку предполагаемого противника или тактику ведения штурма предполагаемого укрепления. После того, как под его командованием русская армия захватила турецкий «неприступный» Измаил, о Суворове заговорили по всей Европе. Однако в самой России будущий генералиссимус вдруг оказался в опале и был послан императрицей Екатериной II в Финляндию.

Суворов был человеком амбиций и настроения. Вот и сейчас, вспомнив, как его обошли с наградами и почестями после победы над турками, он расстроился. И было от чего: по прибытии в Санкт-Петербург с лаврами победителя турок и взятия Измаила он рассчитывал на получение долгожданного фельдмаршальского жезла. Но матушка-императрица почему-то встретила его холодно, не ласково, была молчалива с ним и неприветлива. Суворов догадывался, кто сему был причиной. Светлейший князь Потёмкин, который недолюбливал его за язвительный и независимый характер, дал Екатерине II свою характеристику амбициозному, хоть и талантливому полководцу. А иначе и быть не могло. Светлейший князь не мог простить Суворову его гордыню и слова, брошенные им в его сторону при их последней встрече.

После взятия «неприступной» турецкой крепости Суворов прибыл в ставку Потёмкина с докладом. Фаворит русской императрицы светлейший князь, человек, перед которым при встрече кланялись все придворные и иностранные послы в низком поклоне, лично вышел встречать Суворова.

— Виктория! — воскликнул светлейший, раскрывая свои огромные объятия. — И чем только могу я наградить вас за ваши бесценные заслуги, дорогой Александр Васильевич?

Однако лицо Суворова даже не дрогнуло в ответной улыбке. Гордо подняв свой острый подбородок, он с вызовом ответил:

— Ничем, князь. Кроме Бога и государыни, никто наградить меня не может.

Потёмкин остановился, как будто наткнулся на невидимую преграду. Мрачная тень легла на его лицо. Такой оплеухи он давно ни от кого не получал. Никто не посмел бы его так унизить и так ответить на его приветствие, тем более оно было искренним и доброжелательным. Князь ценил тех, кто творил благо для России, и умел щедро награждать таких людей. И вдруг такой плевок в его сторону.