Лабиринты свободы - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Устин cтр.№ 45

Капитан взмахом руки отправил от себя боцмана, и уже через пару минут матросы установили бак с едой, к которому потянулись проголодавшиеся искатели приключений. Костюшко тоже получил свою порцию немудрёного обеда и устроился удобнее, чтобы подкрепиться.

— Интересная, однако, у нас собралась компания, — внезапно услышал он рядом с собой голос человека, который обращался, по-видимому, к нему на французском языке, но с ярко выраженным акцентом.

Обернувшись на голос, Костюшко увидел стоящего перед ним того прусского офицера, который несколько минут назад разговаривал с капитаном.

— Разрешите представиться: барон Дитрих фон Оттендорф, — отрекомендовался незнакомец и приложил два пальца к виску.

— Бывший капитан армии Речи Посполитой Тадеуш Бонавентура Костюшко, — спокойно ответил Тадеуш, продолжая держать в руках деревянную тарелку с деревянной же ложкой.

— И какими судьбами вас, бывшего капитана, занесло на этот корабль? — заинтересованно продолжал фон Оттендорф.

Костюшко почему-то не хотелось разговаривать с этим пруссаком. Наверно, эта неприязнь была вызвана тем, что этот офицер был всё-таки ПРУССКИМ офицером, выходцем из той страны, которая недавно приняла активное участие в захвате его родины.

— Вы можете говорить со мной на своём родном языке. Я в совершенстве владею не только французским языком, но и ещё тремя, включая немецкий, — заметил равнодушно Костюшко. — А на корабле я по той же причине, что и вы: плыву воевать в рядах армии Вашингтона. Или ваше присутствие на этом судне предполагает другие цели?

Фон Оттендорф уловил неприязнь в голосе Тадеуша. Догадываясь о причинах такого отношения к себе, пруссак присел рядом, немного помолчал, всматриваясь куда-то вдаль за горизонт, и заговорил с Костюшко уже по-немецки:

— Вы правы, я тоже сделал свой выбор и сейчас не марширую по польской земле в рядах армии Фридриха Великого, хотя ранее и служил в ней (фон Оттендорф сделал паузу и внимательно посмотрел на собеседника), а плыву в неизвестное, чтобы помочь какому-то Вашингтону создать новую американскую армию, которая станет в будущем (я так думаю) одной из лучших армий мира.

— Вы республиканец? — более миролюбиво спросил Костюшко, уже с интересом включаясь в беседу.

— Скажем так: мне близки республиканские идеи, но я военный и политикой не интересуюсь, — честно признался барон. — И вы, наверно, спрашиваете, зачем же тогда я плыву в далёкую Америку, когда и в Европе есть места, где я мог бы применить свои силы? Я прав? — фон Оттендорф ждал ответа, и Костюшко подтвердил предположение офицера:

— Правы. Мне непонятно ваше присутствие здесь, если вам всё равно, за кого и ради чего воевать.

— Всё гораздо проще, чем вы думаете. В Европе таких офицеров, как я, полно. Нас как пушечное мясо бросают наши короли в бой ради своих имперских желаний завоевать и прославиться, победить и оставить после себя память в истории. — Фон Оттендорф на какое-то мгновение приостановил свои откровения, обдумывая, стоит ли продолжать разговор с каким-то литвином. Но немного помолчав и не услышав от Костюшко новых вопросов, продолжил:

— А нашему брату-офицеру остаётся только молиться перед очередным сражением, чтобы пуля-дура или осколок картечи не ранили тяжело в бою, а лучше бы убили сразу, чтобы не мучаться потом всю жизнь инвалидом.

— Вы думаете, что в Америке будет по-другому? — ещё с большей заинтересованностью спросил Костюшко. Ему уже начинал нравиться этот философский разговор.

— Не совсем, но по-другому, — сразу ответил фон Оттендорф.

— Почему же? — Костюшко потерял интерес к еде и отставил свою миску в сторону.

— Да потому что там, — фон Оттендорф показал рукой на далёкий горизонт, — нет Фридрихов Великих, а среди бывших фермеров и охотников почти нет профессиональных военных, которые бы смогли из этой стихийно сформированной армии создать достойного соперника англичанам.

— И вы думаете, что сможете там, — Костюшко кивнул головой в ту же сторону, куда только что указывал рукой прусский офицер, — стать вторым Фридрихом, но уже американским?

— А почему бы и нет? Кстати, у вас есть точно такая же возможность, — улыбнулся барон и встал, чтобы попрощаться. — Так что желаю удачи. И помните, бывших капитанов не бывает. Если же, конечно, вы — настоящий капитан.

Фон Оттендорф приложил два пальца к треуголке и удалился от Костюшко в сторону своей каюты, где и скрылся через несколько секунд. А Тадеуш ещё долго сидел на палубе, размышляя о том, о чём только что услышал от этого странного прусского барона.

Все тринадцать английских колоний, расположенных вдоль Атлантического побережья северной части американского континента, представляли собой территорию, где более девяти десятых населения являлись фермерами. Причём аграрные отношения в центральных колониях развивались более активно, так как фермерские хозяйства там были крупные, а объём производимой продукции превосходил местные потребности. Избыток же сельскохозяйственной продукции английские купцы скупали у колонистов за бесценок, а продукцию, производимую в Англии, продавали местному населению но высоким ценам.

Кроме этого, метрополия облагала сельскохозяйственную продукцию разорительными для американских фермеров пошлинами, что также являлось предметом их постоянного недовольства. Возмущённое такой несправедливостью местное население сначала просто роптало. Однако со временем то тут, то там в колониях начали вспыхивать стихийные выступления против существующей экономической политики английских чиновников, которые порой перерастали в крупные движения фермеров.

Так, в 1768—1771 годах образовалась фермерская организация «Регуляторов», которая требовала снижения ренты и участия фермеров в колониальном управлении. Но подобные требования жестоко были пресечены губернатором Северной Каролины Тройоном с помощью доблестных английских солдат. И в дальнейшем подобные волнения и выступления фермеров, хотя и продолжались, но носили местный, локальный характер.

Кроме засилия английских купцов и английских чиновников к колонистам, а именно к крупным землевладельцам, пришла ещё одна беда: во второй половине восемнадцатого столетия цены на табак, основную сельскохозяйственную культуру американских плантаторов, начали стремительно падать, и в связи с этим наступил тяжёлый кризис плантаторского хозяйства. В то же время на этом кризисе хорошо наживались британские купцы, клавшие все прибыли от реэкспорта табака к себе а карман.

Метрополия, пользуясь разобщённостью колоний и экономической зависимостью от Англии, всячески препятствовала образованию в них единого рынка. Такое положение очень устраивало английскую буржуазию, но крайне не устраивало молодую американскую. В сознании молодого поколения американцев уже были посеяны ростки теории естественного права Мильтона, Вольтера и Монтескьё. Преклонение перед английской короной, основанное на вере в божественное происхождение королевской власти, было вытеснено новым прогрессивным мышлением.