Рай земной - читать онлайн книгу. Автор: Сухбат Афлатуни cтр.№ 23

Плюша прижала к себе Пруста, которого для чего-то взяла с собой.

Мелькнул блик открываемого в глубине окна. Собака неохотно замолкла.

На Плюшу, шаркая длинными ногами, шел Карл Семенович. Он еще больше похудел, впереди болтался небольшой, жалкий живот.

— Я ждал вас, — сказал Карл Семенович, целуя ей ручку.

Когда они шли к дому, мимо корыта с дождевой водой и гамака, пес залаял снова.

— Это Цери, — представил его Карл Семенович. — Полное имя Цербер.

У него три головы?

— Одна, и очень глупая…

Они пили кофе на заставленной мебелью веранде.

— Я себя полностью обслуживаю. Два раза в неделю приезжает Катажина. Привозит припасы, готовит, стирает, устраивает эти ужасные уборки…

Плюша сочувственно кивнула.

— В остальном обхожусь совершенно самостоятельно. Цербер меня охраняет день и ночь… Катажине, — снова помрачнел, — сейчас надо быть в городе, смотреть за квартирой и книгами. Я там находиться не могу. Один ремонт, другой. То снизу, то в соседней квартире. Ужас. У меня все трясется, книги падают…

Услышав про книги, Плюша на всякий случай отодвинула Пруста от края стола. Ей все еще хотелось, чтобы Карл Семенович увидел, с какой книгой она пришла.

— Но тут я ожил. Природа меня спасла. Природа и молодежь, которая возле меня собирается.

Карл Семенович предложил осмотреть его владения. Плюша увидела еще несколько светлых и нежилых комнат и познакомилась с туалетом. Потом они поднимались по узкой лестнице. Дыхание профессора, шедшего следом, щекотало спину.

— Вот это будет ваша комната. — Карл Семенович распахнул дверь.

Половину мансарды занимала большая, запущенная кровать: на ней, по виду, лет двадцать никто не спал. К стене было прислонено зеркало. Как и в других комнатах, были журналы и книги, сложенные стопками. Плюша замялась.

— Ну как? — Карл Семенович стоял, потирая ладони.

Она не могла сразу подыскать слова, чтобы отказаться. Впрочем, с другой стороны… Она была даже рада. Немного. Хотя и не знала, чему именно.

Дождь перестал. Плюша походила вокруг клумб с мокрыми цветами, встретила гамак и слегка покачала его рукой. Гамак был тоже мокрый и склизкий.

Увидела мамусю за сетчатой оградой.

Мамуся была освещена солнцем и что-то выдергивала из земли.

— Ну как, общаетесь? — поднялась.

Плюша ответила, что общаются. На научные темы.

— Когда придешь?

Плюша сказала, что, наверное, останется: помочь надо.

— Неудобно, — вздохнула мамуся и снова занялась землей.

Плюша вернулась в дом; после бутерброда в автобусе ничего не ела.

Холодильник был заставлен пакетами с молоком и кастрюлями. Плюша достала докторскую колбасу. Нерешительно подержала ее и положила обратно.

— Я хочу, — раздался за спиной голос Карла Семеновича, — чтобы вы приготовили что-то вкусное своими руками.

Плюша вначале испугалась, потом пришла в себя и даже пожарила яичницу. И еще две котлеты, найденные в холодильнике.

Котлеты они ели при свечах.

Свечи Плюша тоже отыскала сама и обдула от пыли. Разговоров за ужином было мало; они загадочно молчали и пережевывали пищу.

Карл Семенович уснул прямо в столовой, Плюша накрыла его тяжелым одеялом и вышла во двор, отдохнуть от хозяйских забот. Залаял Цербер.

— Остаешься? — Мамуся стояла у калитки в чужой мужской куртке.

Плюша кивнула.

— А я грибов нажарила… — сообщила мамуся печально.

Они пожелали друг другу спокойной ночи. Все это время лаял Цербер.

Тихо, Цери, тихо… Собака замолкла и загремела цепью. На всякий случай Плюша обошла конуру. Будить Карла Семеновича и спрашивать про постельное белье не стала. Стянула со стола скатерть, это и будет простыня.

Спала Плюша тяжело. Слышала снизу храп Карла Семеновича. Казалось, это говорят несколько человек, она отчетливо расслышала: «Млода Польска». И еще раз: «Млода Польска».

Потом храп прекратился, заскрипела лестница, Плюша зарылась в одеяло. В дверь постучали.

Вошел Карл Семенович, замотанный в одеяло, как в мантию.

— Вы опять уронили книгу! — сказал он сурово.

Плюша высунула голову: на полу валялся Пруст.

Карл Семенович поднял книгу и повертел в руках.

Резко швырнул ее на пол:

— Слышите?..

Она шла, теплая и голая, к лесному ручью. Вода поблескивала, ветер опускал, поднимал и снова опускал ветви, трогал лицо, грудь, живот, щекотал ноздри на вдохе, дышать было весело.

Палые сосновые иглы и песок под ногами.

Ручей.

Еще ближе ручей.

И совсем близко: ручей.

— Здравствуй.

— Здравствуй. — Она не удивляется.

Она привыкла к их встречам у самой воды.

Привыкла к его тяжелому запаху. К его скользким рукам и почти оголенному черепу.

Другая бы не привыкла, а она вот смогла. А что было делать? Где еще найдешь по нынешнем временам себе дружка? Еще из благородных.

— Вчера троих свезли… — болтает она ногой в ручье. — Пан ксендз отпел, потом проповедь говорил. В замок теперь никого не пускают, но все равно… Дочь магнатская, говорят, тоже уже того…

— Я там побывал вчера, — бросает он.

Она чуть ревниво скашивает глаза, но молчит. Молодая пани, говорят, была красива, как солнце. Стало быть, он ее тоже поцеловал. Да и обошлось ли все одним поцелуем, не потешился ли ее дружок с ней?

Помолчала, опустила в ручей вторую ногу:

— А в жидовской слободе половина вымерла.

— Туда я не хожу. Туда брат мой захаживает: пузатым жидом нарядится и…

— Я и не знала, что у тебя брат есть, — задумалась, представив.

— Есть, и сестра… Мы же тоже рождаемся. И стареем. Как люди. Только слегка по-другому.

И тянется: на поцелуй.

Она же, присев в ручье, смеется и брызгает в него водой.

Нанежившись, они лежат на траве, лицами в небо.

— Боюсь я.

— Чего? Пока ты со мной, ты будешь жить.

— Боюсь, — повторяет, пряча лицо в его истлевший плащ. — Просто боюсь…

Пытается заплакать, но слезы не желают течь, и очи остаются сухими.

— Да вот. — Он приподнимается и берет ее руку. — Гостинчик тебе принес, — натягивает на палец колечко с алым, как кровь, камнем.

— Ой, красота, — охает она, вертя пальцем.