Можно всё  - читать онлайн книгу. Автор: Даша Пахтусова cтр.№ 87

Мы вдвоем сели на велосипеды и поехали к храму. В этом году он был построен по системе морской раковины. Заходишь, а дальше постройка идет спиралью, сужаясь к центру. Мальчик оставил меня, почувствовав, что мне это нужно, и пошел вперед. И я начала это страшное приключение в человеческую боль. Я взяла маркер и поняла, что мне даже негде написать свое сообщение. Со всех сторон с фотографий смотрят люди, улыбаются… Неужели их всех уже нет? Свечи, чемоданы, цветы, детские игрушки… Две пары розовых ползунков с разными именами свисают с потолка. Столько слов, столько имен… До тебя как-то даже и не доходит до конца, что все это люди, которые отсюда ушли. Те, что еще здесь, гуляют по храму… Кто-то молча читает записи на стенах. Кто-то сложил ладони у лба и шевелит губами. Кто-то плачет. Пройти эту раковину до конца – то ли как пройти крестный ход, то ли как попасть в первый круг ада.

Я нахожу свободный кусочек и помещаю свое письмо в пробелы между словами других людей: «Я люблю тебя, дедушка. Не беспокойся, у бабушки все хорошо. Я о ней позабочусь».

Это было восьмое сентября. Год назад рано утром наш балашихинский телефон зазвонил, и нам сказали, что дедушки больше нет. Ты никогда не будешь готов к такому раскладу, но тогда нам, конечно, казалось, что мы были больше всех к нему не готовы. Даже когда бабушка сказала, что дед в реанимации, я не восприняла эту информацию как опасную. За несколько дней до этого я пришла к нему в больницу с огромным плюшевым слоном, которого мне на день рождения подарила Билли. У меня есть две большие игрушки, с которыми я сплю в обнимку. Медведь от папы и слон от Билли. В тот день я вернулась после очередного приключения. Мы только закончили снимать кино в Мышкине, и я переезжала обратно в Балашиху. Мама мне с этим помогала – у нее была машина. Она остановилась у больницы, чтобы я взяла у бабушки ключи.

– Только давай ты деда навестишь потом, доча. У меня много дел. Просто возьми ключи и выходи.

Мама везла в машине мои вещи.

Когда я встретилась с бабушкой, она сказала, что дедушка очень ждал, что я зайду:

– Он своему соседу про тебя все время рассказывает. Описывает, где ты была, прямо с таким захлебом. Я даже не знаю, как ему сказать, что ты не поднимешься…

– Ладно, ба, побежали.

И вот мы бежим вдвоем по крылу больницы, которое я знаю слишком хорошо после своих тринадцати лет и подозрения на гастрит. Если ты попал в нашу «Пехру», не факт, что выйдешь живым. Моя мама ненавидит ждать и способна вытворить что угодно, вплоть до того, что может выкинуть мои шмотки на улицу и уехать. Я несусь, спрашивая у бабушки ориентиры. Она еле поспевает за мной. Запыхавшись, захожу к дедушке. Мой дедушка – ужасный скромняга. Он любит меня больше океана, а проявлять это стесняется. Я пользуюсь случаем, что он не может встать, и крепко его обнимаю. Он, как ребенок, показывает огромный синяк на руке от шприцев: мол, смотри, они меня обижают.

Последний кадр с дедушкой в моей памяти: я оглядываюсь на него уже в дверях. Он с улыбкой смотрит на соседа по койке, наклонив голову в умилении и обняв одной рукой слона.

Слон вернулся. Дедушка не совсем.

Начинает светать. Мы выходим из храма за руку и садимся у догорающих углей. Сонные бернеры собрались здесь встречать рассвет. Уставшие дети. Они вдоволь наигрались и теперь, перед тем как уйти спать, хотят поприветствовать солнце. Досмотреть титры к этому кино длиной в одну ночь. Кто-то рядом играет на укулеле. Все сидят обнявшись в большом кругу. Небо стало розовым у горизонта, а дальше голубым. Было холодно. Мы прижались друг к другу. Экстази начало отпускать. Мы были вымотаны. Он предложил переночевать у него в палатке. Я согласилась. Он обнимал меня всю ночь. Точно так же, как Дэниел. А с утра мы с ним попрощались.

Мы договорились встретиться еще раз вечером, но на место встречи я не пришла. Не знаю, пришел ли он. Но, кажется, так было лучше. Круг замкнулся. Я сказала «гудбай», которое мне было так нужно. И прошлая я в этот момент улетела белым голубем вверх.

На следующую ночь мы жгли храм. Семьдесят тысяч человек сели вокруг него в полной тишине. И деревянную конструкцию охватил огонь. Наверное, это было самое энергетически насыщенное событие, на котором мне доводилось быть. Вверх поднялись вихри желтых языков, каждый из них закручивался, стремясь подняться выше. Огонь творил что-то невероятное. Я никогда такого не видела. Как будто все духи и вся наша к ним любовь взмыли в небо гигантским столбом. Мы плакали и прощались. И это осознание, что ты не один кого-то потерял, что такую же боль испытывают тысячи людей рядом с тобой, освобождает от нее навсегда.

Начинался последний день, который я провела за помощью в свертывании лагеря Moon Cheese. Роб уехал домой без меня по моей же просьбе. Я хотела помочь ребятам и вернуть подаренное мне за эти дни добро с помощью положительной энергии. Неважно, кто именно мне его дарил. Я всегда могла «заплатить другому». Энергия ходит по кругу, как светлая, так и темная. Например, человека обижали в детстве, а расплачиваться за это будут те, кто свяжется с ним в юности. Или сделали тебе что-то хорошее, и ты так счастлив, что готов каждого обнимать и дарить другим свою энергию.

Мы убирали до самой ночи. Организаторы фестиваля очень и очень серьезно относятся к понятию «убрать за собой». Не должно остаться ни крупинки. Ни кусочка от фантика. Ничего. Если на территории лагеря найдут хоть что-то, на следующий год весь лагерь банят. Или банят вообще, в зависимости от степени ущерба пустыне. В середине дня кто-то притащил нам две скляночки с белым порошком. В одной был кокаин, в другой, по всей видимости, экстази. Кто-то их просто оставил. Дело в том, что полицейские проверяют машины на предмет наркотиков, только когда они уезжают с фестиваля. На сам фестиваль тащи сколько хочешь, никто и ухом не поведет. А вот на выходе они начинают облаву. Те, кто в курсе этого жестокого прикола, оставляют все, что не успели употребить, здесь. Экстази мы не рискнули пробовать (кто знает, что именно там намешано), а вот кокаин пошел на ура. Солнце жарило нещадно. Когда все наконец было доделано, мы запрыгнули в канистру для воды все вместе, голые, с банками холодного пива в руках. Это было высшей наградой. Самый веселый день – это день после праздника. Я всегда считала, что 1 января куда круче 31 декабря. День, когда всем уже плевать, как они выглядят, и ты с друзьями и похмельем, счастливый, доедаешь салаты и травишь дурацкие шутки.

Ребятам нужна была помощь по разгрузке вещей для лагеря. Я вызвалась помочь и с этим. Взамен лагерь оплачивал нам ночь в отеле в Рино, втором самом известном после Вегаса городе-казино Америки. Когда мы зашли в отель, за нами по полу тянулся шлейф из песка. Волосы превратились в какую-то неудачную поделку из глины. Потому что каждый раз, как этот песок намокал, он превращался в натуральную глину. В итоге пришлось потом полоскать волосы в уксусе, чтобы грязь отвалилась. Короче, выглядели мы как лешие. Сложно было понять, чего мы хотели больше: есть или мыться. Я провела последние пять дней на трех кусочках хлеба и с влажными салфетками вместо мыла.

Передать не могу, что это такое: упасть на кровать в номере люкс после недели в пустыне. Мы с Уиллом сразу «отпраздновали» возвращение на мягких простынях кровати, а потом вместе побежали в душ и стонали под ним, как тюлени при спаривании. Кормили нас тоже за счет лагеря. Я заказала себе стейк. И огромный молочный коктейль. Кажется, это была лучшая еда в моей жизни.