Но как же так?! Они же сами нас призвали! Я своими собственными ушами слышал, как епископ Ле Пюи упоминал о письме, которое византийский император Алексей прислал моему сюзерену Раймунду Тулузскому. В том письме говорилось о чудовищном положении империи, о том, что Византия терпит страшные бедствия от набегов печенегов и бесчинств сельджуков, что Константинополь, оплот христианства, под угрозой.
Где угроза?! Где бедствия и притеснения?! Город нежится в праздности и роскоши, а его жители смотрят на нас как на диких северных варваров.
А что они хотели? Мы не хитрые купцы со сладкими речами и набитыми золотом кошельками. И не благостные пилигримы в полуистлевших под жарким солнцем рубищах, со стертыми в кровь ногами. Мы воины Христовы! А воины не могут быть робкими и смиренными.
– Здешнее вино – дрянь! – Одноглазый Жан, не то сын, не то бастард графа де Моли, баюкает вывихнутую в недавней драке с заносчивыми греками руку и хмурится, но тут же светлеет лицом, замечая на противоположной стороне улицы хорошенькую девчонку. – Эй, красавица, не одаришь храброго рыцаря хотя бы улыбкой?
Девчонка испуганно вздрагивает и торопливо прячется от похотливого взгляда Жана в узком проулке.
– Не одарит, – в голосе Одноглазого нет сожаления. В огромном городе всегда сыщется добрая женская душа, согласная за пару монет, а то и просто так утешить доблестного рыцаря. – Слышал новость, Рене? – Жан залпом допивает остатки вина, а опустевший кубок швыряет в пыль у своих ног. Может, поэтому нас и называют варварами? – Кажется, мы скоро снова тронемся в путь. Греки пообещали переправить нас через Босфор.
– Скорее бы! – От новости на душе теплеет. Надоело просиживать штаны, пить дрянное вино и мечтать о подвигах. Нас ждут великие свершения, и лучше бы поторопиться.
– Рвешься в бой, сосунок? – Единственный глаз Жана смотрит снисходительно и, кажется, с жалостью.
Я не успеваю ответить, Жан хлопает меня по плечу с такой силой, что мне едва удается устоять на ногах.
– Будет тебе бой, Рене де Берни. Гляди, еще запросишься обратно домой, под мамкину юбку.
– Моя матушка умерла, – с силой сжимаю рукоять меча, мой жест не укрывается от Одноглазого.
– Горячий! Я сам таким был, лет этак двадцать назад. Плохо, что горячий, горячих убивают самыми первыми.
– Только не меня! – упрямо встряхиваю головой, и Жан неожиданно легко соглашается:
– Да, только не тебя. Ты бессмертный, – в черной с проседью бороде прячется хитрая улыбка. – Ладно, великий воин Рене де Берни, пойдем, я познакомлю тебя с цыпочкой, которая сделает из тебя еще и великого любовника…
Избранница
Входная дверь была открыта. Значит, товарищи из аварийной службы не стали дожидаться хозяйку, а просто взломали квартиру. С одной стороны, их можно понять – выдержать вопли Аделаиды Карловны по силам не каждому. А с другой – это что же получается? Вломились в чужое жилище, починили что нужно и ушли? Даже дверь плотно закрыть не удосужились. Приходи, значит, вор, бери что хочешь…
– По судам затаскаю, – проворчала Света, переступила порог и застонала.
Ее квартира пережила стихийное бедствие – это неоспоримый факт. На полу лужи и вереницы грязных следов. В воздухе пахнет отсыревшей штукатуркой. Обои в прихожей угрожающе пузырятся. А из комнаты доносится подозрительный шорох…
Сердце испуганно замерло, а перед глазами снова закружились мухи. Света попятилась обратно к двери. В этот момент в прихожую, зевая и потягиваясь, вышел дворник Митрич.
– Явилась, непутевая, – он укоризненно покачал головой. – Ну проходи, чего стала как статуй?
– А что вы тут делаете? – спросила Света, прислушиваясь к бестолковому трепыханию своего сердца.
– Охраняю, – Митрич приосанился.
– Что охраняете?
– Так квартирку твою. Тебя же черти всю ночь где-то носят, вот управдом и велел присмотреть за хозяйством.
– А что здесь случилось? – Света заглянула сначала на кухню, потом в ванную.
– Это ты меня спрашиваешь?! – возмутился Митрич. – Можно подумать, это я кран забыл закрыть и пробку из ванны вынуть! Эх, что за молодежь пошла непутевая!
– Я не включала воду.
– Аделаида Карловна, бедняжка, так кричала, так кричала, весь дом на ноги подняла. Вызвала пожарников, «Скорую» и милицию. Хотела еще телевидение, но там трубку никто не брал, она теперь на них в суд подавать будет.
– Кто бы сомневался, – Света поежилась. – Митрич, а вы своими глазами видели, что слив в ванне был закрыт?
– Конечно, когда вода начала через порог переливаться, хлопцы из аварийки решили дверь ломать. Кстати, Светуся, замок у тебя никчемный, такой ногтем подковырни, он и откроется. Надо бы…
– И слив был закрыт? – перебила его Света.
– Ясное дело – закрыт. В ванной воды по колено, и слив закрыт.
– А куда вода делась?
Митрич хитро зыркнул на нее и ударил себя кулаком в грудь:
– Говори мне спасибо, Светуся! Это я тут два часа с тряпкой ползал, воду убирал. Если бы не я, Аделаиду Карловну точно «Скорая» бы забрала, а так только укол какой-то сделали и посоветовали беречь нервы.
– Чьи? – ехидно поинтересовалась Света.
– Так свои. Чьи ж еще? Светусик, – голос Митрича стал заискивающим, – я тут это… тоже весь изнервничался. Сначала Аделаида Карловна меня за управдомом гоняла, потом воду убирал. Квартирку твою опять же без присмотра не бросил.
– Все поняла, Митрич, – она сунула дворнику сотенную бумажку, – вот вам за беспокойство.
– Ой, понятливая ты, Светуся, девка, – расплылся тот в довольной ухмылке. – Непутевая немножко, но то ж от молодости. Я тебе знаешь что скажу, – Митрич воровато огляделся и перешел на шепот: – Аделаида Карловна станет говорить, что ты ей мебель старинную попортила, не верь. Я у ней внизу был, ничего там не попорчено, только потолки. Так потолки – это дело плевое, у меня маляр есть знакомый, берет недорого.
– Спасибо, Митрич, – поблагодарила Света, распахивая входную дверь.
– А с водой ты в следующий раз поосторожнее.
– Конечно, конечно! – Она вытолкала наконец дворника из квартиры, защелкнула замок, прижалась спиной к отсыревшей стене.
Да что же это творится? Она точно помнила, что закрывала воду. Тогда откуда потоп? Может, Митрич спьяну что-то напутал, может, просто трубу прорвало. Надо проверить, еще раз все внимательно осмотреть.
Повторный осмотр ничего не дал. Ни в ванной, ни в туалете, ни на кухне не было видно никаких следов сварки. Значит, все-таки кран…
И уборку она зря делала – эти, из аварийки, тут так натоптали. Мысль об уборке стала последней каплей, Света плюхнулась на грязный пол посреди прихожей и разревелась.