Чужой. Воскрешение. Официальная новеллизация - читать онлайн книгу. Автор: Энн К. Криспин cтр.№ 23

«Хм-м, это ты за мной наблюдаешь?»

Жуткое ощущение, когда на тебя пристально смотрит такой огромный хищник – хищник, у которого нет глаз.

«Но ты прекрасно меня видишь, верно? Особые сенсоры в этой трубообразной голове распознают тепло, вибрацию, звук, запах, движение. Триста шестьдесят градусов обзора – куда острее, чем любое зрение или слух. Великолепное создание».

Перед глазами снова всплыла криокапсула с человеком по имени Пурвис. Гэдиман отчетливо помнил ужас в глазах очнувшегося Пурвиса, когда перед ним раскрылось яйцо. Видел, как наяву, нападение лицехвата и отчаянное сопротивление мужчины…

Он моргнул, пытаясь изгнать этот образ. Эмбрион Пурвиса еще не вылупился. Вероятно, у мужчины нарушена функция щитовидной железы. Не критично, но мешает в достаточной мере, чтобы замедлить развитие зародыша по сравнению с остальными…

Гэдиман велел себе забыть о Пурвисе. Что с того, что он запомнил его имя? Нужно забыть обо всем. Это был неизбежный шаг. А теперь у него есть они – чужие. И это – только начало.

Наблюдавший за ним чужой незаметно придвинулся ближе к окну, и Гэдиман, словно движение монстра его притягивало, тоже наклонился вперед. Тонкие губы чужого неторопливо закатились, обнажив сверкающие зубы. Открыв мощные челюсти, он высунул жесткий язык – медленно, словно для того, чтобы удовлетворить научный интерес Гэдимана. Язык открыл и закрыл собственные челюсти; с них капала прозрачная слизь.

Гэдиман позабыл о Пурвисе, позабыл о лицехватах. Его всецело захватило зрелище, которого никто никогда не видел иначе, как перед смертью. Он невольно усмехнулся и проворчал:

– Это разбухший внешний язык, или я тебе нравлюсь?

Забывшись, он оперся рукой на окно, а затем, чтобы лучше видеть, прижался лбом и щекой к особому, крепкому, как сталь, прозрачному пластику, который они по привычке называли стеклом.

Язык чужого хлестнул вперед без предупреждения, резко, как хлыст, и ударил в стекло как раз напротив глаза Гэдимана. Ученый отпрыгнул. Сердце колотилось, как бешеное, ладони вспотели. Не отводя взгляда от создания, он подошел к центральной консоли.

– Время получить первый урок, песик, – с этими словами Гэдиман хлопнул ладонью по большой красной кнопке.

Чужого немедленно окатили струи жидкого азота, вздымая облака пара при контакте с воздухом. Монстр отчаянно завизжал, кинулся в центр клетки, наступив на спящих собратьев. Те, проснувшись, панически вскочили, и все трое сцепились, пронзительно крича.

Гэдиман отпустил кнопку.

Воин, которого окатили азотом, повернул огромную голову к Гэдиману. Он резко хлестал вокруг длинным, похожим на скорпионий, хвостом. Остальные двое припали к полу, явно не очень понимая, что происходит. Первый чужой снова двинулся к окну. Гэдиман потянулся к кнопке, задержал руку над ней, не нажимая. Монстр застыл. Гэдиман тоже.

Чужой угрожающе высунул язык, но не сделал попытки приблизиться. Гэдиман одобрительно кивнул:

– А ты быстро учишься, да?

Он довольно потянулся к дневнику.

Запертый в маленьком, странном пространстве, большой воин дрожал от безграничной ярости.

«Эта мелкая мягкая добыча меня ранила! Обожгла!»

Он яростно хлестнул хвостом, глядя на то, как добыча работает с приборами, исполняет работу, о которой воин не имел представления. Воин уставился на опасную красную пластинку поблизости от мелкого создания. Он видел слово «Предохранитель» рядом с ней, а еще «Осторожно! Разбрызгиватели азота!». Он наблюдал за маленьким созданием – на нем было написано имя «Гэдиман», – пока оно делало последние записи. Добыча излучала удовлетворение, гордость, чувство успеха – словно она, наконец, осознала свое истинное назначение.

Не то чтобы для воина это имело значение. С его точки зрения у добычи было только одно истинное назначение – как и у всех прочих видов. Он хлестнул хвостом, предупреждающе выставил язык. В спинных шипах посвистывала атмосфера. Он ненавидел эту чужую среду, жаждал влажного тепла яслей, чувства силы и поддержки себе подобных. Даже с этими двумя рядом он страдал от одиночества в границах собственной индивидуальности. Пришло время строить ясли. Время соединиться с другими воинами и служить королеве. Вот для чего он жил.

Он наблюдал за добычей, изучал ее, узнавал все, что только могло пригодиться воину. Почти все. Пока еще он не мог учуять добычу, но в разреженном воздухе носились запахи других особей того же вида. Теплокровные, дышащие кислородом. Даже через прозрачный барьер воин видел цвет дыхания добычи. Видел цвет алой крови, бегущей по бледным венам, и мог проанализировать ее состав. Мог измерить вес, мышечную массу, способность сопротивляться. Он знал, какой сильной была добыча и какой слабой. Он видел цвет ее чувств, горячих и холодных, неважно, были это боль или страх. Он знал, что добыча боялась воина – но недостаточно. Особенно сейчас, когда она продемонстрировала, что может ранить воина. Гэдиман излучал цвета гордости, ощущения, что он достиг цели.

«Я вспомню этот цвет, когда приду за тобой. А я приду».

Тело Гэдимана станет строительным материалом для яслей. И когда его надежно закрепят там, воин решит, послужит ли оно пищей для королевы, или подойдет для вынашивания молодняка, а может, станет для него пищей. Он даже может решить, что Гэдиман одновременно выносит молодь и станет ее первой пищей.

«А поскольку ты ранил меня и получил от этого удовольствие, я приму такое решение, чтобы ты жил как можно дольше».

А воин будет смотреть, пока гордость Гэдимана не растает вместе с прочими чувствами, пока не останется ничего, кроме страха, всепоглощающего ужаса, равного которому Гэдиман никогда не знал. Страх создавал хорошего носителя, был чрезвычайно важен. Он делал организм податливым, открывал пути для молодняка, позволял им надежно закрепиться, вырасти, изменить носителя так, чтобы тот исполнял их нужды. Страх для этого был очень важен. А когда молодняк выбирался из чужеродной матки, последние приступы страха и боли размягчали мясо, чтобы им могли питаться крохи.

Огромный воин хлестнул хвостом, передавая все, что он думал, планировал и чувствовал, своим братьям и своей королеве. Королева, его мать, послала в ответ любовь и одобрение. Все случится скоро. Воин об этом позаботится. А этот маленький человек, этот Гэдиман станет первым. Первой маткой. Первой едой. И он проживет достаточно долго, чтобы это понять. Воин позаботится и об этом тоже.

Королева одобрила.

В гостиной Колл глянула на экран, демонстрирующий характеристики странного по форме кинжала, и решила, что с нее хватит и видео, и выпивки. Черт, да вечера на «Бетти» обычно бывали интереснее, чем этот вот. Она попыталась встать, но повалилась обратно, словно потеряв равновесие.

Мужчины беззлобно усмехнулись.

– Господи, Джонер, – пожаловалась Колл, почесав в затылке, – что ты в это дерьмо добавляешь? Кислоту из батареек?