Теоретики модифицировали диаграммы Фейнмана, чтобы принять в расчет взаимодействия в подобных многомерных пространствах.
Главной проблемой М-теории является то, что она предлагает умопомрачительный набор возможностей для свойств ее компонентов и способов, как пространство Калаби-Яу может быть свернуто. Для последнего некоторые ученые выдают оценку около 10500 (десять, за которым следует пятьсот нулей) возможностей: безумно сложный лабиринт, лежащий далеко за пределами ночных кошмаров Борхеса. Сужение «ландшафта» М-теории так, чтобы он включал только реальность и ничего больше – устрашающий процесс, требующий невероятно строгих правил отбора. Физик из Стэнфорда Леонард Сасскинд, друг Фейнмана, предлагал использовать антропный принцип для решения задачи, другие сомневались, что он окажется достаточно сильным, чтобы исключить такое количество альтернатив.
Родственной умозрительной идеей является концепт «мультиверсума», ансамбля из более чем одной вселенной. В отличие от многих миров Эверетта, мультиверсумы существуют в физическом пространстве, пусть даже и в областях, которые мы не можем наблюдать. Модель появилась в восьмидесятых, когда физик Андрей Линде предложил теорию «хаотической инфляции». В этой схеме, которая представляет собой вариацию более ранней модели раздувающейся вселенной Алана Гута, мироздание начиналось как почва для случайных квантовых флюктуаций в том, что именуется «скалярным полем». Особенно успешные флюктуации производят семена вселенных-пузырьков, которые переживают сверхбыстрые интервалы расширения, называемые «эрами инфляции». Растягивание космоса с невероятной быстротой помогает сгладить температурные различия, и оно же объясняет однородность фонового космического излучения, решая проблему, поднятую Мизнером, когда он работал над своей вселенной «Миксмастера».
Идея мультиверсума создает многие странные возможности. Например, в другом пузырьке-вселенной может случайным образом появиться планета, идентичная Земле, но с небольшими отличиями, ну, скажем, где Джона Кеннеди не убили в 1963-м.
Отметим, что нам не нужно много пузырьков-вселенных, чтобы представить аналог или почти аналог Земли, с этой задачей вполне справляется бесконечная единая вселенная. Чем больше планет во вселенной, тем больше шансы, что где-то возникнет копия нашей родной планеты.
Может быть, другая ваша версия в данный момент заканчивает читать эту книгу.
Поздравления всем вам!
Теперь мы достигли заключения в заключении – конечной точки нашего путешествия через время и пространство. Наша охота за призраками прошлого потребовала много изгибов и поворотов, включая встречи с альтер-эго «Джеоном Уилером», «Джоном Вилером», «Р. Финниманом» и знаменитым «Мистером Икс». Мы столкнулись с игроками на бонго, художниками, солипсическими электронами и супругой, ненавидевшей математику. Мы поспали рядом с роскошными отелями и внутри потрепанных, ну а число «диких идей», с которыми мы столкнулись, может ужаснуть.
Но все это время мы придерживались надежного руководящего принципа: интеграл по траекториям говорит нам, что не важно, насколько странным выглядит наш путь через пространство-время, существует много других, еще более причудливых.
Эпилог
Встречи с Уилером
Два героя этой книги живут в памяти тех, кто с ними работал и жил, учился у них и сталкивался с ними иным образом. Сотни студентов прошли курс «Физика Икс», который Фейнман читал в Калтехе, и все помнят его яркую, необычную манеру изложения и теплое отношение. Многие участвовали в постановках вместе с ним или, по крайней мере, видели, как он играл на барабанах, облачившись в дурацкий костюм. Миллионы созерцали его на экранах ТВ.
Я никогда лично не встречался с Фейнманом, но несколько раз видел выступления Джона Уилера. Я вспоминаю доклад, с которым он появился в Американском физическом обществе, и когда он заговорил о смерти своего брата Джо, то голос его дрогнул, и слезы показались на глазах. Гибель брата всегда была для него одним из самых болезненных воспоминаний.
В другом случае меня пригласили на академическое празднование девяностолетия Уилера, озаглавленное «Наука и предел реальности». Спонсировал это мероприятие фонд Джона Теплтона, и состоялось оно около Принстона в начале 2002 года. Список выступающих выглядел феноменально, перекрывая весь набор интересов юбиляра за его долгую и продуктивную карьеру. Одним из светил был Брайс Девитт, подробно рассказавший о многомировой интерпретации. Позже я увидел, как он разговаривал на французском с женой Сесиль. Мне кажется, что это одна из последних конференций, которую они посетили вместе, поскольку Девитт умер двумя годами позже. Большое число выдающихся молодых физиков – Лиза Рэндалл, Хуан Мальдасена, Ли Смолин, Макс Тегмарк и многие другие – рассказывали о своих исследованиях. Доклады и последующие дискуссии Уилер слушал, сидя в первом ряду153, и принимал участие в обсуждениях.
Позже в том же году я получил грант на изучение истории теорий многомерности в физике. Когда я решил взять интервью у знаменитых ученых, у тех, кто мог быть знаком с такими теориями, мне на ум пришло имя Уилера. Я написал ему письмо и пообщался с его другом, сотрудником и бывшим студентом Кеном Фордом. Тот помог мне организовать встречу с Уилером, который все еще появлялся в офисе в Принстоне.
Перспектива получить несколько часов его времени меня взбудоражила.
Меня заранее предупредили, что память Уилера уже не та, что раньше, но во время нашей беседы он вспоминал все без проблем. Он рассказал о том, каков был Альберт Эйнштейн в качестве соседа, и как сам Уилер водил к нему собственных студентов. Упомянул, как пытался убедить австрийца, что интеграл по траекториям Фейнмана делает квантовую теорию более приемлемой, но Эйнштейн так и остался в оппозиции.
Более забавным получился рассказ, как кот Уилеров однажды забрался к соседу в дом. Эйнштейн позвал Джона, а когда тот забирал животное, то поинтересовался у кота, что именно тот узнал об общей теории относительности.
Тонкое чувство юмора Уилера было просто чудесным, и когда я похвалил его книгу «Гравитация» (в соавторстве с Чарльзом Мизнером и Кипом Торном), он подарил мне экземпляр на китайском. «Ну, вот шанс развить свой ум. Вы читаете на английском. Теперь вы можете читать на китайском»154, – сказал он с ехидной улыбкой.
Я мог понять, почему студенты и коллеги Уилера так сильно любили и уважали его. Он был обаятельным и тактичным, исключительно вежливым и замечательно находчивым. Он напряженно думал о том, как прожить жизнь, одновременно полнокровную для себя самого и полезную другим.
Встреча с ним оказалась магическим трансформирующим опытом, вдохновляющим и оживляющим, ведь в тот момент его научные интересы сходились к значению жизни, к ответу на вопрос «Как возникает бытие?»
Уилер тогда как раз получил премию Эйнштейна за достижения в физике гравитации, он разделил ее с Питером Бергманном. Он позвонил Бергманну, чтобы поздравить, и оставил сообщение, но до того, как они смогли поговорить, Питер умер.