Оленька не сразу решилась все рассказать, а Максим и не настаивал, лишь сказал, что готов оберегать ее от всех на свете, ее и ее тайну.
Был уже поздний вечер, и очень скоро в комнату Максима должен был заглянуть дядюшка Хамиз, чтобы в который уже раз совсем по-отечески пожурить Оленьку за небрежение божескими и человеческими обычаями. Негоже молодой девице оставаться наедине с мужчиной, пусть даже малосильным и негодящим. Максим не считал себя ни малосильным, ни уж тем более негодящим, но со стариком не спорил, понимал его правоту. Оленьке еще замуж выходить… От этой мысли уже почти затянувшаяся рана, казалось, начинала кровоточить по новой, а в глазах темнело от беспомощной злости. Вот и сейчас Максим любовался тонким профилем Оленьки и с замиранием сердца ждал появления дядюшки Хамиза, который своей суровой стариковской волей до самого утра лишит его счастья.
– А хочешь, я тебе сказку расскажу? – вдруг спросила Оленька. – Папенька мне ее еще в детстве рассказывал.
– Хочу. – Он на все был согласен, только бы она задержалась подольше.
– Может, и не сказка, а быль. Я расскажу, а ты уж сам решай. – Оленька нахмурилась, и меж бровей пролегла неглубокая складочка. – Ты про птицу феникс слыхал? Есть такая чудесная птица: как приходит время умирать, она сгорает дотла, а потом из собственного же пепла возрождается. – Девушка замолчала, всматриваясь во что-то за окном, а затем продолжила: – Пеплом феникс остается лишь мгновение, и вот если это мгновение подгадать и пепел из гнезда высыпать, то вся его жизненная сила так и останется в пепле. Тот, кому он в кровь попадет, перестанет стареть вовсе. Понимаешь, Максим?
Он понимал, но все еще отказывался верить услышанному. Красивая легенда, не более того. Только вот отчего же за эту легенду столько людей полегло?..
– Мало кому удается получить пепел феникса. – Оленька решительно перебросила через плечо длинную косу.
– Это еще почему?
– Потому что почти каждый, кто отчается на такое безумие, упускает свое мгновение и сгорает заживо.
– Видать, не каждый. – Максим вспомнил почти полный хрустальный сосуд.
– Папенька говорил, раз в тысячу лет получается добыть пепел. Оттого и ценность у него такая, что и подумать страшно, оттого смертельно опасно хранить его у себя.
– Не тем ли пеплом ты мою рану посыпала? – спросил и сам не заметил, как сжал в ладони горячую ручку.
– Не знаю. – Оленька дернула острым плечиком, попыталась высвободить руку. – Может, ты просто живучий такой? Может, повезло?
– Повезло. – Максим прижался губами к ее руке и едва не умер от счастья. Что ж творится-то с ним?! Что ж он ведет себя как мальчишка?! – Оленька, останься со мной! Обещаю, ни секундочки не пожалеешь! Обещаю беречь тебя…
– А любить? Любить обещаешь, Максим? – Она склонилась низко-низко, заглянула своими черными глазами прямо в душу.
– Клянусь!
– Клянешься? А слышал ли ты, что я говорила про опасность?
Максим слышал, да что опасность, когда он на пороге неземного счастья?!
Вместо ответа Максим впился жадным поцелуем в Оленькины губы. Целовал долго, так, что аж голова закружилась, а когда остановился, чтобы перевести дух, она сказала:
– Уезжаем мы завтра. Опасно здесь.
– Куда? – только и спросил.
– В Европу. В Париже у папеньки остались счета в банках. – Оленька вздохнула, а потом сказала с радостной улыбкой: – Я так хочу в Париж, Максимушка!
…Вино было из самых дорогих, но кислило неимоверно, а отборнейшие сигары казались горькими и прелыми. Максим проводил равнодушным взглядом хорошенькую певичку и загасил сигару. Кто бы подумал, что Париж может наскучить ему всего за два года?! Да что там – наскучить! Надоесть до одури! Изо дня в день мишура и бессмысленная круговерть праздной жизни, той самой, которую даровали им с Ольгой счета ее папеньки. Другой бы жил-поживал, радовался свалившемуся на него счастью, а Максим затосковал. Сам себе в том боялся признаться, но все чаще по ночам, лежа на широкой кровати рядом с безмятежно спящей Ольгой, он вспоминал свою лихую молодость, полную приключений, открытий и опасностей. Сердце все отчаяннее рвалось прочь из ставшего вдруг золоченой темницей города куда-нибудь в дальние страны, неведомые и полные опасностей. Вот хотя бы в Индию или для начала в Египет.
Но даже не бессмысленная праздность тяготила Максима сильнее всего, была и другая причина, по которой он напивался пьяным едва ли не каждый вечер и приходил домой все позднее и позднее. То чувство, которое горело в нем ярким и, казалось, негасимым огнем, как-то незаметно, исподволь, погасло. Сначала испепеляющая страсть уступила место безмятежной нежности, потом нежность сменилась дружеской приязнью. Приязнь продержалась в его сердце дольше всего, но вскоре и ее вытеснило равнодушие. А вот сейчас он смотрел на распустившуюся экзотической и яркой красотой Ольгу и не чувствовал вообще ничего. Даже легкомысленные певички из кабаре вызывали у него более острые чувства, чем женщина, которой он однажды поклялся хранить верность. Опрометчиво поклялся… и сейчас страдал от этого, чувствовал себя последним негодяем и со страхом ждал того дня, когда на смену равнодушию придет ненависть…
Решение уйти далось ему нелегко, но, решившись, он уже точно знал, что не откажется от задуманного. Максим ушел, в чем был, не взял ни денег, ни драгоценностей – ничего из того, что принадлежало Ольге. Он забрал лишь пепел феникса, весь без остатка. Жизнь слишком коротка, а ему еще столько всего предстоит увидеть и узнать. Возможно, когда-нибудь он решится проверить, есть ли в древней легенде хоть крупица правды…
* * *
1889 год – наши дни Ольга
Как же она жила все эти годы! А так и жила, черпая душевные силы в одной лишь только страсти. Ненависть! Вот что помогло ей, еще совсем юной и неопытной, пережить предательство Максима. Вот что заставило не упиваться собственным горем, а искать способы отмщения. Вот благодаря чему всякий раз, глядя в зеркало на свое все еще красивое, но неумолимо стареющее отражение, она давала себе клятву из-под земли достать Максима и вернуть себе то, что он украл.
На поиски ушли десятилетия. Ольга колесила по миру вслед за Максимом, но всякий раз, когда ей, казалось, удавалось напасть на его след, он исчезал, менял страну, титул, имя и слуг. Она тоже меняла, с ее умом и при ее возможностях это оказалось несложно. Было даже забавно ей, купеческой дочери, представляться то графиней, то баронессой. И ни у кого, ни у единой живой души, ни разу не возникло сомнений в подлинности ее родословной. Может, блеск золота застил людям глаза, а может, не зря бедный папенька столько сил и денег положил на то, чтобы дать дочери европейское образование. Ольга об этом не думала, она была в силах думать только лишь об одном, о том, что наступит час – и они с Максимом встретятся! Что случится после этой встречи, за годы томительного ожидания она продумала до малейших подробностей: Максим пожалеет о том, что не умер тогда, со стрелой в сердце…