Язык милосердия. Воспоминания медсестры - читать онлайн книгу. Автор: Кристи Уотсон cтр.№ 73

Сюань отсчитывает тридцать нажатий и два вдоха. Она, без сомнения, повторяет про себя имя Леди Гаги, чтобы соблюдать ритм, – так теперь учат. Раньше студентов учили петь песенку о слонихе Нелли, но теперь такой темп считается слишком медленным.

Один из пациентов в приемной снимает происходящее на телефон, другой кричит, что уже сорок минут ждет такси. Похоже, людей совершенно не трогает разворачивающаяся перед ними катастрофа. Это что-то новое, я стала замечать это лишь в последние несколько лет.

В кармане Сюань срабатывает пейджер – это сигнал экстренного вызова, но она продолжает: она взяла на себя наружный массаж сердца и теперь потеет сама. «Разделитесь», – командует она, зная, что причиной вызова может оказаться обморок в отделении флеботомии, сердечный приступ в отделении обширных травм или анафилактический шок – серьезная аллергическая реакция какого-нибудь родственника на арахис. Вызов может поступить для любой из пяти бригад по оказанию помощи при остановке сердца, в которых я числюсь: травмы, неонатальной, акушерской, педиатрической или взрослой. Я достаю свой пейджер и бегу. Оказывается, что один из старших врачей упал в лифте. Рядом достаточно людей, чтобы его состояние смогли стабилизировать и доставить в отделение кардиологии. Гораздо позднее я узнаю, что он выжил, как и мужчина в зоне транспортировки пациентов.

– Ты, похоже, удивлена, – говорит Сюань.

– Я не ставлю под сомнение твои превосходные навыки наружного массажа сердца, просто это неожиданно.

По статистике после остановки сердца в больницах Великобритании выживает менее 20 % пациентов, а в случае постепенного ухудшения состояния и сопутствующих патологий, заболеваний и недугов вероятность выжить (и особенно остаться невредимым), разумеется, чрезвычайно мала. И, несмотря на развитие медицинских технологий и прогресс в обучении врачей, статистика все же не сильно улучшается. Похоже, если время истекло, то оно истекло, и ничем уже не помочь. У детей шансов выжить еще меньше. Если у ребенка наступает асистолия (остановка сердца с исчезновением биоэлектрической активности), и на ЭКГ появляется так называемая «прямая линия» (один из четырех возможных сердечных ритмов, часто возникающий у детей при остановке сердца), его шансы выжить составляют лишь 5 %. И только один из этих пяти процентов не получит неврологического ущерба, то есть не наступят необратимые повреждения мозга.

Однако выживаемость при остановке сердца среди посетителей казино в Лас-Вегасе составляет 75 %. По этому поводу есть ряд гипотез: люди здесь в целом здоровы (вы бы, наверное, с этим поспорили, если бы увидели, сколько людей в казино мучаются от болей в груди, но все равно едут в отпуск), охранники обучены делать непрямой массаж сердца и могут потерять работу, если не пройдут регулярную проверку, которая проводится каждые четыре месяца. За посетителями все время наблюдают, на случай если те захотят сжульничать, поэтому, если кому-то из них станет плохо, это сразу же заметят и им будет немедленно оказана помощь – наружный массаж сердца и, при необходимости, дефибрилляция. А если верить тому, что говорят многие из моих коллег, воздух в казино через систему кондиционирования постоянно насыщают кислородом, чтобы людей не клонило в сон.

Большинство специалистов по реанимации согласны, что выживание человека, у которого произошла остановка сердца, в первую очередь зависит от качества наружного массажа сердца. Причина, по которой охранники лас-вегасских казино каждые четыре месяца проходят обучение, заключается в том, что, согласно исследованиям, спустя это время мы теряем приобретенные медицинские навыки. Сотрудники больниц проходят курсы по осуществлению базовых реанимационных мероприятий ежегодно, иногда – раз в два года, а в некоторых учреждениях и раз в три года, несмотря на установки и рекомендации Совета по реанимации. Сэкономить средства также помогает отсутствие обучающих курсов по оказанию помощи при остановке сердца в школах, хотя в Скандинавии они существуют, и выживаемость в случае остановки сердца вне стен больницы там составляет 30 %, в то время как у нас – лишь около 10 %. Возможно, более регулярные обучающие курсы помогли бы улучшить данные статистики. Как и более адекватное государственное финансирование. Такова цена человеческой жизни.

Мужчине из зоны транспортировки пациентов повезло. В конце смены Сюань рассказывает мне детали, переодеваясь за самодельной ширмой в нашем задрипанном кабинете. Я мельком замечаю у нее татуировку, когда она выглядывает из-за загородки. Снова срабатывает сигнал экстренного вызова.

– Я побегу, а ты сдавай дежурство, – говорю я.

Я бегу по соединяющему корпуса коридору, мимо комнаты для скорбящих родственников, несусь вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Я уже успела задохнуться, когда пробегала детскую амбулаторную клинику, где какой-то маленький мальчик в толстых очках прислонился лицом к стеклу. Мимо отделения офтальмологии, где пахнет освежителем воздуха, мимо кардиологической клиники, где вдоль стены в ряд выстроились приборы. Навстречу мне, сгорбившись, проходит мужчина в джинсах и толстом свитере – точь-в-точь мой отец.

Я вижу его повсюду. Долгое время я продолжаю жить на автомате. Я уже в операционных – в пространстве между мирами. Но Глэдис была права: время летит. Дни превращаются в недели, в месяцы и годы, и мы с детьми справляемся, переживаем тот ужасный период. Сестринское дело и мои дети дарят мне столько доброты. Время от времени кровь начинает течь по пуповине в обе стороны. В конце концов, ночь всегда сменяется днем.

Я глубоко дышу, проносясь мимо психиатрических кабинетов и отделения для находящихся на долгосрочном лечении пациентов, которым требуются дыхательные аппараты, мимо вечно расширяющегося крыла для пациентов с частной страховкой и отделения для больных деменцией, отделения для перенесших инсульт и отделения пластической хирургии, мимо ожогового центра, кардиологического центра, отделения интенсивной терапии для нейрохирургических больных и крыла венерологического отделения, мимо клиники для больных раком груди. Я бегу мимо лабораторий, где делают анализы крови, и стоматологических операционных. Подо мной морг, надо мной – родильные палаты. И тут все сливается в одно размытое пятно. Я слышу, как плачет ребенок.

Экстренный вызов приводит меня на парковку у входа в ОНП, где в ряд выстроились кареты скорой помощи, а врачи работают с пациентами, которые получили серьезные травмы или вот-вот умрут – все они находятся в слишком тяжелом состоянии, чтобы можно было отвезти их внутрь.

Вокруг любой больницы есть невидимый периметр, внутри которого работает местная бригада оказания экстренной помощи – если пострадавший находится за периметром, необходимо звонить в скорую. Больничная парковка находится в границах этой территории, хотя пациент, у которого произошла полная остановка сердца в автобусе, находился за ее пределами. Это, однако, не помешало моей коллеге забраться на него верхом и попытаться его реанимировать. «А что мне было делать? Восемь, а то и все двадцать минут ждать скорую, чтобы потом констатировать, что мозг пациента умер?» Врач или медсестра всегда бросятся спасать человека, даже если это террорист.